Песня души - «Песнохорки»

Национальный театр народной музыки «Песнохорки» под началом своего художественного руководителя - заслуженного работника культуры, кандидата искусствоведения, лауреата Славянской и Демидовской премий Ольги Абрамовой в разные годы становился лауреатом премии Ленинского комсомола Алтая и ВДНХ СССР, дипломантом XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, Всероссийского телерадиоконкурса «Голоса России» и премии Алтайского края. На Международном конкурсе фольклорных театров спектакль МТА «Снегурочка» во многом благодаря участию «Песнохорок» получил Гран-при. А еще есть сборники, изданные по результатам фольклорных экспедиций. Нелегким получился путь к признанию и успеху.

Одно детство…

Дед отдал Олю в дошкольный детский дом, когда ей исполнилось четыре года. Ее мама, интеллигентнейшая, глубоко верующая женщина, учитель французского, была слаба здоровьем, постоянно лежала в больницах – то в куйбышевских, то в московских.

- Двух старших братьев государство в Суворовское училище направило, - вспоминает Ольга Алексеевна. - Мамин муж, военный, погиб на фронте. О мальчишках позаботились, а я незаконнорожденная... Мама молодая, да кто ее с двумя детьми после войны замуж возьмет – девок полно было… Она болеет, «по сердцу» первая группа инвалидности. А что деду со мной делать? Он взял и отвел в детдом. Единственное, что помню: стояли у решетки на прогулке – ограда там очень красивая – и смотрели на народ. Да сохранилась фотография, на которой мы все одинаково лысые, в платьицах в горошек.

Потом девочку перевели в другой детдом, где воспитывались школьники. Росла она активной, всегда что-то организовывала, занималась в кружках Дворца пионеров. Стала сочинять музыку, и мама повезла дочку в Москву, к председателю Союза композиторов Тихону Хренникову. Понимала Анастасия Степановна, что не сможет сама дать девочке образование. И попала Оля Терёхина в Ярославский музыкальный детский дом. Прожила там лишь год, но самые лучшие воспоминания детства – о Ярославле.

- Шикарнейший был детский дом, просто шикарнейший! – рассказывает Ольга Алексеевна. – К занятиям мы подходили ответственно: ровно в четыре все расходились по репетиториям, занимались самоподготовкой. Сидим и вкалываем, вкалываем. А еще мы, ребятишки, ставили с хореографом балет и самостоятельно - музыкальные спектакли, оперы… Соберемся: «Ну что, какую? – «Пиковую даму»! Я играла старушку - тряслась хорошо, в подушки падала…

В то время ведущие педагоги в поисках юных талантов ездили по России. Кабалевский приехал в Ярославль, и Олю перевели в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории. Но догнать тех, кто учился музыке с младых ногтей, было сложно.

Педагог Анна Артобалевская дала Оле задание на лето - все четыре тетради этюдов Черни (из которых две – уровень студентов музучилищ!). Летом девочка жила у мамы в Куйбышеве, ежедневно за инструментом проводила по восемь часов. Но Черни полностью не одолела. В сентябре Артобалевская сказала: «Девочка ленивая, я ее не возьму». Эти слова Олю ранили больно…

Взяла ее к себе в класс доцент Московской консерватории Наталья Любомудрова, замечательный педагог, редактор «Школы юного пианиста». Сольфеджио вел Максим Дунаевский, композицией индивидуально с Олей занимался Дмитрий Кабалевский! Проходя по коридору консерватории, она могла встретиться с живыми классиками – Хачатуряном, Шебалиным. А свои композиции играла перед Дмитрием Шостаковичем. Когда Оля являлась на урок к Любомудровой, та, бывало, сначала вымоет ей руки с мылом, кремом намажет, ноготочки обстрижет, яблочком угостит… Но вне стен консерватории Оля видела совсем другую жизнь.

- Знакомство было страшное… - Ольга Алексеевна плачет. - Картина осталась в памяти на всю жизнь. Воспитатель детдома заводит меня в комнату и говорит: «Это ваша новая воспитанница», - а сама быстро уходит из спальни. Выключают свет, тут же накидывают на тебя одеяло и – бьют!.. Если я дам сдачи – своя…

Мне Союз композиторов купил инструмент, специально выделили комнату, чтобы я могла заниматься. Порой сижу, играю, а дверь трясется: «Терёха, открой, мы тебя убьем!» Кровать мою в коридор вытаскивали, месяц я там жила. Воспитатели заносят, они выносят. И могли побить воспитателя за то, что за меня заступается. Злости было много, потому что я была не похожа на них: «Ой, она какая! Консерватория!»

Доставалось и гостям детдома - на них частенько выливали с третьего этажа воду или помои. Потому и знаменитый Виктор Третьяков, опекавший девочку, перестал приходить к ней в детдом, но ее успехами всегда интересовался.

Сама не замечая того, Ольга Алексеевна не называет своих обидчиков никак, только – «они». Родителей у этих детей или не было вообще, или они находились в местах заключения. Надо было выживать, и Оля научилась драться, заработала себе место под солнцем. В школу придет, девчонки пожалуются на какого-нибудь обидчика, десять копеек или пирожок Ольге дадут – и она порядок наводит: «Не дралась никогда, отзову только в сторонку поговорить…»

Детдом находился рядом с американским посольством, там в саду росли грецкие орехи. Они не вызревали, но ребятишки все равно за ними лазали и становились объектами фотосъемки. И от администрации детдома получали на орехи. Хорошо помнит Ольга Абрамова и как в 1967 году детдомовцы присоединялись к демонстрантам. Вместе с ними кричали: «Гоу-гоу, янки!» - и кидали чернильницы в американское посольство...

Многие девочки после детдома стали ткачихами, мальчишки – слесарями. А ещё пополнили тюрьмы или вышли на панель.

- Я была как бы отдана государству и на него не в обиде. Ярославль никогда не забуду, а четыре года в Москве всегда старалась стереть из памяти… Для молодежи, нынешних детдомовцев рассказываю. Для примера: ведь вырулила в жизни! Конечно, благодаря маме. Она понимала, что меня сдали чуть-чуть не туда. Приедет в Москву, вкусностей привезет, посадит меня, чтобы я при ней все съела, у памятника Чайковскому, на лавочке. Апельсины, ананас… Как только апельсинами запахнет, это вспоминаю…- говорит Ольга Алексеевна.

… и две юности

После окончания восьмилетки Ольга вернулась из столицы в Куйбышев, где и окончила музыкальное училище. Приехала после этого в Москву, чтобы учебу продолжить. Но… стало стыдно: «Все ж меня видели в будущем композитором или великой пианисткой, а я - дирижер-хоровик. Получается, неудачница?» Да еще и контингент консерваторский бывшей детдомовке не показался: преобладали, по ее словам, домашние мужчинки в жабо. Она и не подозревала тогда о существовании людей другой сексуальной ориентации. И Ольга села на поезд: у нее имелось рекомендательное письмо дирижера куйбышевского симфонического оркестра ректору Астраханской консерватории.

- Беру билет до Астрахани. Еду. И вдруг в голове стучит: «Консерватория есть в Саратове, он недалеко от Самары». И выхожу в… Саратове! – смеется Абрамова. - Я пошла в консерваторию. Никто, конечно, мне не открыл – просто потому, что… ночь была. А переночевать где-то надо. Смотрю, рядом какая-то стройка, там автобус стоит. В нем и переночевала. Утром пришла в консерваторию. Лев Львович Христиансен был первым, кого я увидела: «Вы ко мне, наверное? На народный хор?» Думаю: «Это что такое, вообще не из моей оперы! Я этого никогда не признавала, сразу радио выключала». Он меня прослушал – приходите, мы вас возьмем. Но только, мол, попробуйте к экзамену гитару освоить. За ночь я ее освоила – показали мне «восьмерку», блатной ритм: «По проспекту идет Люба, а на ней такая шуба! К ней подходит Васька-атаман…» Спела это, а что еще хуже, нужно было и народное, а я не знаю! И голос у меня академический, а не народный. Стала учиться голосу – доучилась до того, что охрипла, прямо как Савинова в «Приходите завтра».

Ко времени поступления в консерваторию Ольга Алексеевна была вдовой с маленькой дочкой на руках. Нилочка жила у бабушки в Куйбышеве. Чтобы скорее к ней уехать, первую сессию молодая мама сдала досрочно уже в апреле. Но Христиансен на это пошел только при условии, что Ольга поедет в экспедицию. «Вот здесь-то я и нюхом поняла – моё! - говорит Абрамова. - Еще в экспедиции у меня произошла сильнейшая ломка: я уже услышала, что и наш консерваторский хор не так поет...»

Во время учебы в консерватории по предложению Христиансена организовала наша героиня детский фольклорный коллектив при Дворце пионеров – второй в стране (первым была детская фольклорная группа «Звонница» Петра Сорокина, которая сейчас работает при ВГТРК). Ученица Христиансена! – это значило много. И юной руководительнице уже на первом курсе консерватории дали квартиру. В работе Лев Львович помогал Ольге. И ее успехи в учебе тоже были значительны: «Терехину ждет большой корабль!» - говорил Христиансен. «Что-то этого корабля у меня все нет», - смеется Ольга Алексеевна.

Но с последним заявлением Абрамовой вряд ли кто из жителей края согласится, потому что Алтай можно сравнить с этим большим кораблем, и всей его команде известны «Песнохорки». Когда мы говорим «Песнохорки» - подразумеваем Абрамову. Потому как не будь ее, их бы тоже не было.

Она приехала на Алтай тридцать один год назад потому, что уж больно ей хотелось в… Тмутаракань. Хотя Христиансен предлагал остаться в Саратове, и Захарченко на Кубань её звал. Но молодой специалист после окончания консерватории отправилась в Сибирь.

- Когда подъезжала к Барнаулу, спрашиваю, а где горы-то? - смеется Абрамова. - Все степь да степь кругом. Вышла из поезда – кинотеатр увидела и, оказывается, медведи по улицам не ходят. Общежитие оказалось рядом с вокзалом, а в комнате даже ванна есть! Ну все, мне достаточно. Мне мало надо, я человек работы. Это плохо, надо думать о семье, а семья получилась на втором месте…

А на первом - Национальный театр народной музыки, Региональный фольклорный ресурсный центр, учредитель региональной общественной организации «Истоки», Федеральная экспериментальная площадка Федерального института развития образования, обладатель гранта президента РФ, образовательное учреждение высшей квалификационной категории.

Казалось бы, можно успокоиться и почивать на лаврах? Но это не про Абрамову. «Я всегда воюю, всегда выживаю», - говорит она. Потому и неудобна для многих.

Разные подходы

«Ребята, давайте жить дружно!» - этот мультяшный призыв очень хочется порой сделать воззванием, когда дело касается отношений деятелей культуры – будь то писатели, артисты, кинематографисты, художники. Ведь должно им думать о том, по какой именно «агротехнологии» сеять разумное, доброе, вечное, а не заниматься междоусобной борьбой.

Увы, не чуждо этой борьбы и фольклорное движение. Потому-то и наболело на душе у Абрамовой, потому и так страстен ее монолог:

- Фольклор сейчас раздвоился. Есть стилизованный, а есть аутентичный. Есть и середка, мы – там: нас одни своими не признают и к другим мы не можем присоединиться. Аутентичные говорят: «Песнохорки» - это вообще какой-то другой вид. А какой? Наша участь – с народом быть, правильно петь, поиграть с гостями, хороводы поводить.

Друзья и многие «песнохоровцы» заняли места в Союзе фольклорных ансамблей. Я туда почему-то не попала... Мои ученики, что живут сейчас в Москве, говорят: не так надо фольклор петь. Но есть нечто музейное, реликвии: когда в драном, сером ходят - фартук черный, чтоб грязи не было видно, нарукавник страшной… В этом страшном мы не можем на сцену выйти, я беру праздничный костюм! Я его не надумала. Когда первый раз художники меня увидели в 1984-м, знаете, какой был ажиотаж! Такого колера нет! А посмотрите, показываю фотографии в сборниках, это я разве сшила?! Я придумала такой сарафан? Он аутентичный. А какая вышивка!..

Вот двинулись фольклористы на Алтай из Петербурга, Москвы, Новосибирска. И каждый заявляет: это мое открытие. Да ради бога - там копать не перекопать. Надо только быть корректным, аккуратненько говорить: первым съездил туда тот-то… Мы же Гуляева не забываем, пользуясь его сборниками. Профессор Московской консерватории фольклорист Вячеслав Михайлович Щуров побывал на Алтае. Я его спрашиваю: «Вячеслав Михайлович, я тоже хочу в Шипуново съездить, не будет это некрасиво?» - «Конечно, поезжайте, Оля, я ж не мог все записать!» Другие этого не понимают. Порой открою чей сборник: может, Абрамову вспомнят? Нет. И в Интернете себя не нахожу…

У нас из 11 готовых сборников только четыре напечатаны. Как-то меня отфутболивают. И ведь одно дело - год-два непонимания, а когда тридцать лет... Живем-то мы все немного… За тридцать лет деятельности ни разу не поддержал меня край, все выпускала за свои собственные деньги. Да, бывало, помогали средствами добрые люди.

Дух не оплачивается

Болит душа у Абрамовой и по другой причине:

- Пока я работала в музыкальном училище, относилась к ведомству управления культуры, наработали баллы. Ушли в образование – я как будто в яму попала.

Прошу: давайте сделаем ансамбль муниципальным, чтобы ребята зарплату получали. Ведь «Песнохорки» - это дух наш, но он не оплачивается. Разве что пригласит иногда богатый дядя, тогда и заработаем.

В прошлом году у нас было 2600 детей, сейчас – 4000. У меня 11 школ, в самой маленькой 5 классов! И мой бедный педагог бежит в одну – час-два отвести, потом на Силикатный и дальше по району… Мы ведь не только «два притопа, три прихлопа» - мы и наукой занимаемся, готовим сборники, диски, доклады на конференциях. Когда проводим здесь семинары, многие удивляются: «Песнохорки» могут еще и методику преподавать? Мы можем на всех работать, давайте сделаем краевой фольклорный центр, чтобы новое делать, чтобы мы дальше продвигались! Нет поддержки!

Абрамова не была бы Абрамовой, если б не мечтала. И она раскладывает уже пожелтевшие листы ватмана...

- Вот здесь колокольня будет, - показывает Ольга Алексеевна, - здесь – наш «Арбат», трактир, баня, а здесь кареты ездить будут. Надо привезти дома из деревни, поставить. Там мои молодые сотрудники будут жить на втором, а на первом этаже – работать. Посетителям давать мастер-классы по гончарному, ткацкому делу, чаем да пирожками гостей угощать.

Мечту о музее под открытым небом лелеет Абрамова. А уж как Барнаулу, краю её воплощение было бы кстати! Ведь многие гости дорогие из столиц да заморских краев не однажды сетовали: почему в Барнауле для туристов не организовать чего-нибудь этакого? А то из аэропорта да все мимо едешь: Косиха, Сростки, Белокуриха, Горный… Вслед за Абрамовой помечтав, да за дело бы взяться. И пусть бы у нас «Песнохорки» хороводы водили на праздниках со всеми, в ком душа жива, деток наших красоте учили. А телевидение показывало бы песни-пляски разудалые – «Песнохорок» да учеников Абрамовой (их за тридцать лет выросло не один десяток – и солистов, и ансамблей). И статус краевой национальному театру песни дать бы… Мечты? А почему бы и не поучиться мечтать у детдомовской девочки, «вырулившей» в жизни.

Но с мечтами этими следует, видимо, поторопиться. Потому хотя бы, что позвали уже Абрамову в Колорадо-Спрингс, чтобы там организовала она русский центр.