Мюзикл «Служебный роман» стал первой премьерой сезона в Алтайском музыкальном театре

Постановочная команда из Санкт-Петербурга превратила всем известную историю любви затюканного советского служащего и его суровой начальницы в динамичный, смешной и местами очень трогательный спектакль с прилипчивыми песнями.

Написать ретромюзикл по мотивам пьесы «Сослуживцы» Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова решил известный российский композитор Ким Брейтбург, и либретто Сергея Сашина следует знакомому сюжету почти неукоснительно. Впрочем, режиссер спектакля Наталья Индейкина заранее предупреждала зрителей, что сравнивать новую постановку с немеркнущей советской киноклассикой нет смысла, ведь музыкальный театр предполагает особый способ существования на сцене и максимально оторван от жизни. Да и личность артиста неизбежно накладывает отпечаток на роль, так что каков актер, таким и будет Новосельцев. Убедиться в этом могли зрители, видевшие на апрельских гастролях «Служебный роман» Музыкального театра Кузбасса, тоже поставленный Индейкиной. Формально барнаульский спектакль должен был стать его точной копией вплоть до элементов декораций, костюмов и мизансцен, но в итоге получился все же чуточку другим по духу.

Серьёзный вызов

Первыми на сцену выходят эпизодические Бубликов (не узнаваемый в первые секунды Сергей Автоманов с накладными лысиной, бакенбардами, бровями и пузиком), Боровских (Иван Остапенко), секретарша Верочка (Ксения Ильина) и Шура из месткома (Зинаида Черных). Это они нам рассказывают историю, произошедшую однажды «в их дружном коллективе». Шура тут же требует сдавать по 50 копеек на чей-то юбилей. А среди танцую­щих и поющих про важность статистики служащих свирепо снует уборщица со шваброй (Анна Кожевникова).

Если артисту Юрию Голубеву не привыкать воплощать сомнительных персонажей (он здесь Самохвалов), то роли Новосельцева и Калугиной стали для Михаила Лямина и примы театра Виктории Гальцевой серьезным актерским вызовом, о чем они перед премьерой говорили журналис­там. Лямин своего персонажа играет милым, немного вспыльчивым недотепой, и помогают ему в этом скованная пластика; пиджак, застегнутый не на ту пуговицу; привычка садиться мимо стула и накладные усы (в театре утверждают, что усы, парики и бакенбарды здесь намеренно сделаны максимально дурацкими). В начале спектакля даже зрителям его мечта занять место начальника отдела кажется несбыточной – кто ж назначит такого неудачника?

Что до Калугиной, то ни дурная прическа, ни нелепые очки не превращают красавицу Викторию Гальцеву в полноценную Мымру. Как-то сразу понятно, что эта строгая женщина без возраста не просто так носит броню и поставила на себе крест. А неловкие попытки Новосельцева поухаживать за ней с целью продвижения по службе приводят к тому, что неловкой становится и она: смущается, пугается и тоже вдруг криво застегивается, а потом и вовсе неприлично рыдает. И вот тут в возможность сближения этих на самом деле не таких уж разных людей начинаешь верить.

Сама Виктория называет роль мечтой каждого артиста: «Это же наша Золушка – такая скрытая героиня, которая вдруг проявляется как красивая, горячая, темпераментная женщина. Тут такое развитие образов и характеров! Всегда интересно играть судьбу».

Уютные 1970-е

Играть судьбу вокалистам Музыкального театра приходится в почти непрерывном движении, в котором незаметно для зрителей пролетают два часа. Кружится декорация, превращаясь то в приемную, то в директорский кабинет, то в стильную квартиру Самохвалова с оранжевыми акцентами. Движутся на колесиках рабочие столы сотрудников статистического управления, а сами они отплясывают то с картонными папками и калькуляторами, то с длинными витыми проводами старых дисковых телефонов. В театре говорят, что за время репетиций нагрузок не выдержали восемь стульев, а артисты окрестили «Служебный роман» кардиоспектаклем – так много в нем подробной пластики и разнообразной хореографии.

Над ней работала Евгения Хробостова из Санкт-Петербурга. Она рассказала, что даже перед артистами балета в этом спектакле были поставлены непривычные задачи: они играют в драматических сценах, пусть и на музыкальной основе. «Это не просто выбежать и станцевать, как бывает в оперетте, – заметила хореограф. – Здесь они, как артисты настоящего американского мюзикла, от которых требуются и хореография, и драматическая игра, и выучить слова, и у каждого тут своя роль служащего».

Уютная эпоха советских 1970-х, в которой только и могла произойти эта история, отчасти воссоздается в музыке Кима Брейтбурга, в ярких вязаных пончо эпизодичес­ких девушек-служащих, в трогательных сеточках-авоськах Оленьки Рыжовой, набитых курицей и овощами, в Доске почёта с серпом и молотом и активных попытках общественного вмешательства в чужие личные дела. Словом, для поклонников музыкального жанра это, кажется, идеальный способ отрешиться от повседневных забот и переместиться в воображаемое беспечальное время. А учитывая, что аудитория нашего Музыкального театра сильно помолодела в последние годы, такая эстетика для нее может быть не менее экзотичной, чем какой-нибудь XIX век.