Чем и как живет Барнаульский авиаклуб ДОСААФ, который отметил 85 лет
08:00, 02 августа 2020г, Общество 4165
Фото Андрей КАСПРИШИН
Ученики Радостева
«Завидую им»
Разобраться с запутавшимися стропами на земле в подвесных тренажерах – это одно, и совсем другое, если такое случится в небе. Надо, чтобы алгоритмы действий были отработаны до автоматизма. И на занятиях с 16–17-летними пацанами, которые грезят небом, у Елены Житневой все по-взрослому. Она, ветеран парашютного спорта Алтайского края, трижды мировая рекордсменка, знает истинную цену секунды там, наверху.
Эту цифру – свыше 6000 прыжков, что совершила их преподаватель, мальчишки, которые готовятся к первому, поначалу даже осмыслить не могут.
А ведь когда-то Елена Житнева пришла в аэроклуб ничего не умеющей девчонкой – и осталась здесь навсегда. Всю жизнь она учит молодежь любить небо, много лет преподавала в Барнаульском высшем военном авиационном училище летчиков (БВВАУЛ). И потому по реакции парня еще во время тренировок в подвесной системе легко определяет его профпригодность. Говорит, что страх высоты – врожденный, а страшнее первого прыжка может быть только второй. Но есть способ избавиться от этой боязни – не тянуть, не давать себе возможности раздумывать, а сделать сразу оба прыжка, один за другим.
– Первый – шаг в небо. Сейчас они во власти эмоций, романтики. Я сегодня завидую этим ребятишкам, у них все только начинается. Преодоление себя и падение в бездну, которая перестает казаться страшной, едва только наступает чудесная звенящая тишина вокруг, и восторг охватывает такой, что никакими словами не опишешь. Время на грани двух миров идет неодинаково. 10 секунд на земле – миг, а в небе они кажутся вечностью. Все это и я пережила 20 августа 1965 года, когда впервые прыгнула с парашютом, – рассказывает о себе Елена Николаевна.
Династия Житневых известна в среде барнаульских авиаторов. Летчиком был муж авиаторши, а сейчас в аэроклубе служит ее сын Игорь, командир парашютного звена, кандидат в мастера спорта.
Ждём погоды
Лето – лучшее время для подготовки новичков. Солнце яркое, облачка жемчужные и легкие, погода шепчет – прыгай не хочу. Но не все, оказывается, так просто. Хмурится инструктор-парашютист Сергей Ежов и, тревожно переглядываясь с Ковалевым, произносит таинственные цифры 6–40. 40 градусов – это направление ветра, а 6 метров в секунду – его скорость, слишком большая для тех, кто первый раз собрался в небо. Нужно ждать милости высокой погодной канцелярии, и Александр Иванович связывается с метеорологами.
Задержка даже кстати оказывается. Надо, чтобы все 27 курсантов успели пройти медосмотр. Заведующая здравпунктом аэроклуба Виктория Царегородцева привычно измеряет давление и температуру, наметанным взглядом оценивает психоэмоциональное состояние каждого юноши. Его не допустят к прыжкам, если он слишком возбужден или, напротив, явно заторможен. «Такое бывает, если человек волнуется, особенно у ребят-новичков. Ничего страшного, мы успокаиваемся, и все параметры быстро приходят в норму», – со знанием дела говорит авиамедик.
Неизвестно еще, кто волнуется больше, – ребята или их мамы. Для Светланы Наумовой и Натальи Кладовой первый прыжок сыновей, Александра и Виктора, воспитанников лётки (всего в школе учится около двухсот человек), – настоящее событие. Парни намерены сделать авиацию своей профессией, а потому, пройдя жесткий конкурсный отбор, одинаково серьезно относятся и к теоретической подготовке, и к практике.
Яки на приколе
Глядя, как мальчишки готовятся, Александр Ковалев вспоминет свой первый прыжок в июне 1980 года:
– Совру, если скажу, что было не страшно. Состояние полета чуждо природе человека, отсюда и страх. Ужас как боялся прыгать в первый раз. Но рядом были две симпатичные девчонки-парашютистки, не мог же я перед ними опозориться. Так что пацанские понты помогли мне сделать этот шаг.
– Александр Иванович, а часто ли на вашем веку люди, собравшиеся прыгать, в последний момент отказывались от этой затеи?
– На моей памяти два раза такое было. Мужчина лет сорока подошел к открытому люку, я ему кричу, что быстрее надо, точку проходим. А он… сел – и ни в какую. А второй была девушка. У той вообще истерика началась. Не всем же быть героями.
Сколько раз спортсмен-парашютист прыгнет с борта самолета: пятьсот, тысячу или три – зависит сегодня не только и не столько от его личных и морально-волевых качеств, но все чаще – от собственных финансовых возможностей.
– Приходит мальчишка: «Хочу летать!» Цена летного часа высока, таких уроков нужно как минимум 12, чтобы он мог сам подняться в небо. Перемножаем, получаем стоимость курса, котрую большинство мам и пап не смогут оплатить. Нет, без государственной поддержки аэроклубов, без определения его статуса, нам прежних позиций не вернуть, – продолжает Ковалев.
Так сложилось в новой пореформенной России. За свои тренировки спортсмены, парашютисты и летчики платят сами. Исключение – допризывники, 20–30 человек в год, которых аэроклуб готовит по контракту с Министерством обороны для ВДВ. Благодаря такому партнерству, к слову, есть у добровольных помощников авиации и парашюты, и обмундирование, и кое-какая аэродромная техника.
Зарплаты сотрудников (их сейчас и десяти не наберется) и статьи налогообложения финансируются из краевого бюджета.
– Это та помощь, без которой мы не выжили бы. А ведь были когда-то лучшие времена у аэроклуба, когда ребятишек готовили за счет государства, по сорок человек призывали на сборы, во время летной практики курсанты осваивали Як-52. Вон они, родные, стоят в линеечку на приколе, и не знаю, взлетят ли, – только машет рукой Ковалев, рассказывая об утраченной славе аэроклубов, чья деятельность была приоритетом патриотической работы в стране Советов.
Точка невозврата
Як-52, те самые, авиашоу которых мы по праздникам в прежние годы видели в небе над Барнаулом, на аэродромной стоянке выглядят большими грустными птицами. Они – словно памятник блестящему прошлому российской спортивной авиации. По правилам безопасности, отлетав 500 часов, самолет должен уходить на капремонт, даже если нет явных неисправностей. Цена такого апгрейда ощутима, около 6 млн. руб. за машину, и деньги эти не предусмотрены сегодня ни одной программой, ни одним бюджетом. У клуба, разумеется, их тоже нет.
– Открою секрет, – добавляет грусти Александр Иванович, –из тридцати штатных самолетов аэроклуба у нас только один сегодня летающий, вот этот Ан-2, с которого и прыгают парашютисты. Самый, кстати, новый, 1989 года. Я тогда сам перегонял его из Ростова в Барнаул с тремя посадками-дозаправками.
Тогда, в 80-е, аэроклубу доводился план подготовки летчиков и парашютистов, ежегодно 30 и 300 человек соответственно. Курсанты проходили жесткий отбор, изучали в оборудованных учебных классах курс теоретической подготовки. Аэроклуб приравнивался к кадрированному летному полку со штатом 60 человек и базой в 43 самолета.
Вопрос о том, что нужно, чтобы барнаульский аэроклуб вернул былую славу кузницы кадров для авиации страны – военной, гражданской, спортивной, – на фоне такого прошлого звучит даже не риторически – бессмысленно. Разрушить легко. Восстановить в разы сложнее, если вообще возможно. Если не пройдена еще российскими авиаспортивными клубами точка невозврата.
Наконец-то ветер чуть стих и метеослужба дает добро на вылет. Парни с хорошей выправкой, в шлемофонах и с парашютными ранцами за спинами, еще пять минут назад обычные мальчишки, шагают к самолету. Короткий разбег – и юркий Ан-2 легко взмывает в небо. Набор высоты – 100, 200, 500, 800. Первый пошел!