В Бийском драмтеатре выступила актриса Полина Агуреева

«Пролитую слезу из будущего принесу, вставлю ее в колечко…» Бархатно разливался по залу Бийского драмтеатра голос известной актрисы Полины Агуреевой. В стихах Иосифа Бродского, положенных на музыку, вся правда о женском счастье и несчастье одновременно…

В Бийском драмтеатре

Актриса приезжала к нам на Алтай в рамках Шукшинского фестиваля. Так как в Барнауле у нее концерта не было, мы отправились за ней в Бийск. Зал полон, поклонники наперебой задают вопросы звезде, а она искренне на них отвечает.

– Для меня творческий вечер раньше считался чем-то неприличным. Я думала, что нужно дожить до 80 лет, стать обладателем всех премий на свете, сделать что-то великое, чтобы иметь право на творческий вечер. Я себя таким человеком не ощущаю, поэтому благодарю за интерес к моей персоне, постараюсь вас не разочаровать, – вступила в диалог Полина.

– А почему у вас все песни грустные? – раздался голос из зала.

– Грусть – это такая типичная черта русского человека. Мой мастер Пётр Наумович Фоменко говорил, что если в чем-то мы и обогнали зарубежное кино, то в «страданке». И я за это держусь, мне бы не хотелось, чтобы из русского менталитета уходила эта «страданка». Я в Алтайском крае впервые. Мне дорог Василий Шукшин, потому что он мог себе позволить страдать, грустить и сострадать, то есть воспринимать жизнь болезненно. А как ее еще воспринимать, если она не очень приятная? При этом я вполне советский человек, и все мои любимые фильмы и песни связаны с советским пространством.

– Расскажите, как вы попали в фильм «Ликвидация»?

– Меня пригласил в этот фильм режиссер Сергей Владимирович Урсуляк. До этого я снялась у него в «Долгом прощании». Потом он решил, видимо, что у него на меня «абонемент», и я сыграла в «Ликвидации» и в «Исаеве». Мне всегда везет на хороших людей. Сергей Владимирович – прекрасный человек; чем больше художник, тем он проще, у него нет звездности. Костюмеры и гримеры были ко мне тоже внимательны. Мой партнер по фильмам Миша Пореченков – прекрасный, легкий, добрый, остроумный человек. Мне кажется, что и я не вредная, поэтому нам друг с другом было комфортно работать.

– Что вам ближе, театр или кино?

– Вообще-то я абсолютно театральная крыса, чувствую пространство театра, мне даже кажется, что я не умею сниматься в кино. Во всяком случае, когда великие актеры говорят, что есть большая разница между тем, как актер существует на сцене и в кадре, я этого не понимаю, потому что не знаю, в чем разница. И я не очень серьезно к себе отношусь в кино, поскольку в театре играю какой-то удивительный материал: Тамару в «Пяти вечерах», Ларису Огудалову в «Бесприданнице», Наташу Ростову в «Войне и мире». Киносценарию трудно соперничать с таким глубоким материалом. Сейчас меня стали приглашать ставить спектакли, и это мне показалось еще интереснее. Недавно поставила «Живые и мёртвые» Константина Симонова по второй части, «Солдатами не рождаются», посвященной Сталинградской битве.

«Живые и мёртвые»

– Расскажите о своем спектакле, пожалуйста.

– Попросил меня сделать этот спектакль Юрий Абрамович Башмет. Я сразу поняла, что не хочу делать некое филармоническое чтение, мне кажется это скучным. В спектакле должны быть музыка и драматическое действие. Режиссерский труд самый тяжелый. Ты идешь почти вслепую, и очень сложно не потерять чувство целого в процессе репетиций. Для такого большого спектакля было мало репетиций, всего три месяца, нужно не менее полугода. Но большой плюс в том, что подобралась удивительная компания, 16 человек актеров, из них 14 мужчин. И они меня слушались. Даже Юрий Абрамович, а это показатель большого художника. Он иногда злился на меня, но слушался. Хорошо, что спектакль получился не пафосным, не датским. Для нас давно Сталинградская битва превратилась в памятную дату, «мем», а хотелось понять, что стоит за этим событием. А это, прежде всего, люди – нелепые, страдающие, ошибающиеся. Спектакль про жалость к этим людям. Я еще и родилась в Волгограде. Все детство помню «Родину-мать», поэтому для меня это был очень ответственный и дорогой сердцу спектакль. Сейчас он идет в театре им. Гоголя.

– Насколько популярны спектакли патриотической тематики в столице?

– В Москве и Санкт-Петербурге культура и театр были всегда либерально ориентированы. Чтобы попасть на какую-то премию, нужно сделать спектакль, например, о гендерных проблемах. Или о том, что мы живем в плохой стране. С нашим спектаклем мы столкнулись с определенными сложностями, никто не хотел его замечать, предоставлять помещение, но мы все преодолели. Зрители хорошо его приняли. Многие после спектакля плачут. Думаю, что если и имеет смысл заниматься театром или кино, то только ради того, чтобы люди что-то почувствовали. Мы живем в трагический момент истории страны, и спектакль дает понять, что такое Родина. Для меня чувство Родины – ощущение сопричастности историческим событиям – трагическим, и светлым, и позорным.

– Как шла работа над спектаклем?

– Некоторых маститых актеров приходилось уговаривать. Когда я позвала Николая Чиндяйкина на роль, он сразу не согласился. Мне пришлось рассказывать ему три часа, про что спектакль, сыграла ему все роли. Режиссер – человек, который должен обратить актеров в свою веру. По такому же принципу я подбирала актерский состав. Человек, который говорит, что ему стыдно быть русским, не сыграет в спектакле «Живые и мёртвые». Мы живем в катастрофическое время, когда понятия стали подменяться, и многие уже не понимают, где правда, а где нет. Я ориентируюсь на «что такое хорошо и что такое плохо». Родина остается Родиной, семья – семьей, а любовь – любовью. Сейчас задача человека, который что-то говорит со сцены, вернуться к этим простым вещам. Поскольку у меня было мало времени, я выстраивала очень жестко линию спектакля, точно обозначая, с какой интонацией какая реплика должна произноситься. Как сделать, чтобы слова звучали современно? В людях советской эпохи есть что-то детское, они очень наивны. Мне хотелось вытащить эту детскость, несмотря на то, что у актеров роли генералов, полковников, начальников штаба армии.

– Как вы прививаете любовь к Родине своим детям?

– У меня двое мальчиков, одному 18, другому 8 лет. И в обязательной программе моего воспитания – просмотр советских фильмов. Недавно мы посмотрели «Тимур и его команда»: как бы мы ни относились к советскому строю, но что такое хорошо и что такое плохо невозможно узнать, не смотря таких фильмов. В них это все просто изложено. Первые два фильма было смотреть тяжело. Но были какие-то смешные моменты, например, мальчик потерялся и сел в машину к незнакомому дяденьке. У меня младший сын спрашивает: разве так можно? Но потом они с братом просто перестроились на другой язык эпохи, включилась рефлексия. А это важно – понять кто ты, зачем ты живешь, как ты выглядишь со стороны.

– Вы авторитарный режиссер, а актриса послушная?

– Не совсем. У меня был удивительный мастер – Пётр Наумович Фоменко, он научил меня, что важнее всего между режиссером и актером конструктивный диалог. Он мне позволял быть в диалоге с ним. Я убеждена, что актер должен быть личностью, и количество прочитанных книжек должно отражаться на актерской игре. Роль – это ответы на вопросы, очень трудные и важные. Что такое Лариса Огудалова – женщина, которая хочет быть свободной даже ценой жизни. Тамара из «Пяти вечеров» – это пример, как можно пронести любовь к одному человеку через всю жизнь без всякой надежды встретиться с любимым. Наташа Ростова – это человек страстей.

– Были курьезные случаи на съемочной площадке?

– Сергей Урсуляк, когда меня снимал, сказал: «Я хочу, чтобы ты спела – и потом тебя сразу убили. Чтобы ты меня не мучила вопросами, не спорила со мной!» Был еще один случай, когда снимали уличную сцену: женщина бежит по снегу. Мне не очень хотелось красиво бежать, я просила хотя бы валенки вместо сапожек, чтобы чем-то «подпортить» картинку. По моему убеждению, люди – нелепые существа. Мне после долгих споров выдали валенки 45 размера при моем 37, и я настолько позорно упала в кадре, просто головой прыгнула в снег, валенки полетели в разные стороны. Когда я вернулась на съемочную площадку, вся съемочная группа продемонстрировала мне сардоническое «счастье» на лицах.