В барнаульском театре представили волшебную трагедию о синдроме Питера Пэна

В Молодежном театре Алтая прошла премьера спектакля «Мой папа – Питер Пэн» в постановке молодого режиссера из Польши Бениамина Коца. Странную и печальную сказку о любви, ответственности и эмоциональной незрелости зрители смотрели находясь в самом центре сцены.

Настоящий Питер Пэн

Эскиз Бениамина Коца по пьесе Керен Климовски минувшим летом стал лидером зрительского голосования на творческой лаборатории новой режиссуры и современной драматургии #ВСМЫСЛЕ (в ней участвовали шесть режиссеров). Доработанный до полноценного спектакля набросок получил жанровое определение «волшебная трагедия» – и соответствует ему во всех отношениях.

Заслуга в том не только режиссера, но и самой пьесы 2018 года. Ее главный герой Рассказчик (актер Андрей Воробьев) пытается разобраться в событиях своего детства и драматичных отношениях с давно исчезнувшим отцом. Но его воспоминания о прошлом окрашены и искажены сказочным мировосприятием, свойственным маленьким детям с хорошим воображением. Он же, только семилетний, тоже присутствует на сцене (мальчика играет Роман Чистяков) и вечно не соглашается с собой взрослым.

Дело в том, что рассеянный папа главного героя (его играет Владимир Кулигин) однажды по секрету признался, что он – настоящий Питер Пэн из их любимой книжки. Потому-то он иногда опаздывает, отводит сына в школу в пижамных штанах или вовсе исчезает на несколько дней. Зато он такой моложавый, улыбчивый и обаятельный, что не поверить в его способность летать невозможно. Эта игра становится их тайной. И вечно недовольная Мама (Анастасия Лоскутова) лишь удивляется, почему ребенок так радуется какому-то булыжнику, принесенному домой мужем (а мальчик думает, что это камень из Неверленда).

Как будто выросли

О том, что папа – неудачливый актер, мама надрывается на двух работах и безуспешно копит на новый диван, а время действия – условные российские 90-е, мы узнаем из коротких перепалок родителей. Драматургу Керен Климовски удается рассказать эту историю так, что взрослый зритель (и читатель) просто не может не поддаться обаянию игры, хотя исход ее ясен с самого начала.

Но на сцене МТА это обрастает дополнительным слоем смыслов: художник-постановщик из Санкт-Петербурга Лёша Силаев, играя масштабами, создал абсурдный быт как бы из детских воспоминаний – с огромной раковиной в человеческий рост, из которой высовывается гигантская резиновая перчатка, с потолком, лежащим на полу, с паутиной-занавесом. И все эти чудеса предстают нашему взору постепенно, с каждым поворотом сценического круга, в центре которого и расположены зрительские ряды. Так что смотреть спектакль приходится как бы изнутри. Кстати, для зрителей есть и стоячие, точнее, «ходячие» места, и части публики предложено было следовать за действием с осторожностью, чтобы не споткнуться о маленькую дверку и не налететь на артистов.

Еще больше в первые минуты удивляют костюмы, в которых нет ничего бытового, зато до предела выражена идея незрелости, фальшивой взрослости. Авторы спектакля, видимо, зацепились за слова Папы: «Так я же не взаправду вырос, а понарошку. Как будто вырос». И вот актеры-мужчины то и дело подворачивают слишком длинные рукава и брючины, теряются в широченных пиджаках и пальто. Женщинам (а кроме Мамы есть еще важный персонаж Учительница, ее играет Юлия Юрьева) костюмы впору: они-то точно повзрослели и успели разочароваться в сказках. И на этом монохромном черно-бело-сером фоне как экзотическая птица в своем изумрудном костюме порхает артистичный папа-праздник.

Больше не игра

«Не верь ему! Не верь ни единому слову!» – пытается в самом начале предупредить себя маленького взрослый Рассказчик. «Не говори этого! Ты пожалеешь!» – это он же в конце пытается остановить малыша, который обиделся и обвиняет отца в большом обмане. Между этими двумя эпизодами постепенно меняется не только тон истории, но и способ актерского существования – от гротеска к большему психологизму. Как грим сползает с набеленных лиц артистов, так и придуманная режиссером и художником острая форма словно перестает иметь значение. И это уже не игра, а настоящая жизнь.

Впрочем, финал заставит усомниться скептиков. Изобличенный во лжи отец стоит на подоконнике пятого этажа (на самом деле на краю сцены, спиной к зрителям), обещая показать наконец сыну, как он летает. Мальчик кричит: «Нет!» – занавес закрывается. Но приехавшая «скорая» так никого и не нашла. Зато кто-то маленький в зеленом костюмчике помашет зрителям с дальнего балкона.