«МНЕ ОТСТУПАТЬ НЕ ПРИШЛОСЬ»

Барнаулец Иван Барыкин из тех пехотинцев, кому не пришлось отступать. Когда он попал на Ленинградский фронт, наши войска уже активно продвигались на запад. Пехота всегда на переднем крае. Больше всего Иван Петрович помнит бесконечные атаки, в которые их поднимали охрипшие командиры: «Вперед!»

«Раньше про это не рассказывал»

– Сегодня обидно читать в некоторых изданиях, что солдаты находились в состоянии шока, когда шли в атаку. Никто в шоке не был. Стопку для смелости выпить давали, это точно,- вспоминает фронтовик.

– За что вы получили орден Славы?

– Надо идти в атаку, а тут командира убили. Принял командование на себя, поднял роту, и мы взяли населенный пункт. Освобождали Прибалтику, а там немало болот. Окопы рыть удавалось не всегда. Лежишь на открытой земле, прижимаешься к ней, все пули и осколки твои, пехота. А если начиналась артподготовка или наши самолеты бомбили передний край, иногда что-то прилетало и нам. Старались на это время рассредоточиться. Все время шли вперед, за день продвигались километров на пятьдесят.

За 65 лет, прошедших после окончания войны, Иван Барыкин, проживающий в поселке Южном, редко рассказывал семье о своем фронтовом пути. Не хотел ворошить пережитое. А в тот вечер ветеран в кои веки разговорился. Родные впервые с удивлением услышали некоторые эпизоды из его фронтовой биографии. Например, такой.

– До сих пор не знаю, что это было, раньше рассказывать стеснялся. Лежим мы с пулеметчиком в воронке. Я не спал, только глаза прикрыл, вдруг передо мной седой бородатый старик: «Сержант, уходи отсюда, убьет тебя!» Я вскочил, говорю пулеметчику: «Пойдем, в другую воронку перебежим». Тот не поймет, в чем дело. Толкую ему про старика. Он смеется: «Неужели ты в это веришь?» Я и не верил, но побежал, а напарник мой замешкался. И тут в воронку упала мина, его сразу наповал.

А второй раз спасся от смерти, находясь фактически в беспамятстве. Лежал в подвале без признаков жизни вместе с убитыми, должна была прийти похоронная команда. Забросали бы землей вместе со всеми. Это было мое второе тяжелое ранение: пуля насквозь прошила шею и горло, задев сонную артерию. Кровь фонтаном била из раны, текла изо рта, никак не могли остановить. Я потерял сознание. Остальное рассказала потом медсестра.

В какой-то момент решили, что я умер, пульс не прощупывался. Стояло жаркое лето, мертвецкую оборудовали в подвале, куда меня спустили с другими убитыми. А там было холодно, кровь сама остановилась. Я поднялся и вышел из подвала на улицу, хотя ничего не осознавал и не видел вокруг, какая-то сила вела наверх. Там меня увидела медсестра: «Ты в рубашке родился, солдат!» Схватила за руку и повела невменяемого назад в госпиталь. Вот и выходит, что я – счастливчик. Через месяц раны на горле затянулись - и снова в строй. Однако не разговаривал я три месяца, только потом голос стал возвращаться.

За 1944 год Иван Барыкин был ранен трижды. Первый раз через два месяца боев, когда брали Ригу. Осколок попал в правое плечо, прошил грудь и вышел наружу. Пробитые насквозь легкие еще долго болели. А третье ранение случилось в Эстонии. Осколки попали в лоб, бровь и бедро. Один, размером с горошину, пришлось вынимать из глаза уже в Барнауле. Самое обидное, вспоминает ветеран, что после госпиталя попадал в другую часть.

Первый бой – под Старой Руссой

Иван Барыкин родился в селе Думчево Залесовского района в 1926 году, поэтому и в армию пришла пора идти только в 1943-м. К тому времени его родители умерли, два брата погибли на фронте, один – еще на финской. Иван с сестрой жил на станции Озерки, с начала войны работал на железной дороге, грузил шпалы, изготовленные на местном заводе. Отсюда по повестке военкомата паренька сначала отправили в пехотное училище под Иркутск. Прозанимались зиму - и на фронт. Об этом периоде Иван Петрович родным тоже мало что рассказывал.

Оказывается, среди других курсантов Барыкин сразу выделился своей меткостью, хотя до армии винтовку в руках не держал.

– Поручили мне проверить и пристрелять винтовки. Если в «яблоко» попал, то винтовка хорошая, а если пули шли вразброс, значит, надо мушку править, отгибать ее в ту или другую сторону. Выполнил задание. Тут командир решил поохотиться в тайге на кабанов, чтобы добыть для училища мясо, и взял меня с собой как лучшего стрелка. Подстрелил огромного секача. Увидел, что он на нас бежит, и попал ему прямо в лоб. Из него потом на кухне такой вкусный обед для всех соорудили. Я радовался, что оправдал доверие.

– Иван Петрович, помните, где приняли первый бой?

– Под Старой Руссой. Перед этим наш эшелон разбомбили, до части мы не доехали. Налетели немецкие самолеты, кружили низко, расстреливали из пулеметов тех, кто выскакивал из вагонов. Место открытое, мы под откос легли. Недалеко лес, но кто туда побежал, на мины попал. Немало ребят погибло тогда, так и не доехав до фронта. Потом нас собрали и повели пешком в сторону передовой. Трое суток шагали, в основном по ночам, отдыхать немного давали только днем. Добрались до части, а там уже «покупатели» ждут, разбирают пополнение. Я и еще трое ребят попали в одно отделение. Нас сразу привели в окопы, а утром – наступление.

«Катюша» да «Андрюша»

Спросила фронтовика: «С чем воевали пехотинцы?»

– С семизарядной винтовкой со штыком. Автоматов и в 1944 году было мало. Если кого-то убьет, оружие подбирали. Один раз и мне автомат достался, как раз винтовку заклинило. Но, когда из госпиталей возвращался в часть, опять винтовку вручали.

Немцы оборонялись с автоматами, и техники у них было больше, а мы на них со штыком наперевес. Когда завязывался ближний бой с противником, тут уж кто кого. Позже немцы уже старались уходить от сближения, отступали. В конце войны у них вообще пацанов в армию забирали, те сразу поднимали руки. Брали в плен.

– Как вас встречало население в Латвии и Эстонии?

– Когда по Риге шли, местные жители выходили и почему-то сразу за нами дорогу подметали. Немцы их не бомбили, наши тоже, город полностью сохранился. Там постройки интересные. В дома мы к ним не заходили. Деревень там нет, одни хутора. Места красивые, есть леса, но досаждали болота, лежишь то в воде, то на мокром снегу. Пехота круглый год на передовой. Иногда отведут, устроят баню в палатках, хоть и холодно в них, а все равно помоешься, обмундирование сменишь, и уже легче. Но такое редко случалось.

В начале 1945 года Барыкина направили учиться на радиста. Осваивал морзянку и работу на ключе. Через некоторое время передавал по 13 слов в минуту, стал радистом третьего класса и попал в артиллерийскую бригаду имени Суворова. Там уже пули и осколки не летели в лицо, как на передовой. Пушки, которые возили тягачами, стояли от нее за несколько километров. Но досаждали бомбежками вражеские самолеты. Здесь алтайский паренек впервые увидел «Катюши». Они располагались еще дальше от линии фронта, и, когда ночью начинали бить со всей мощью, зрелище было грандиозное, сердце радовалось.

– А еще в бригаде была пушка, как рама, без ствола. Снаряд к ней прилагался огромный, толстый. Била она недалеко, но мощно, звали ее «Андрюша».

Потом Ивана Барыкина направили радистом в штаб, не раз видел там маршалов Говорова и Василевского. День Победы встретил в Эстонии. Но оказалось, что для них война в мае не закончилась. Пришлось воевать с «лесными братьями», которые нападали на воинские части. У них даже своя авиация была. Еще немало фронтовиков полегло в борьбе с ними. В октябре 1945 года Ивана Барыкина, как и других, имевших три ранения, демобилизовали. Обстановка в Прибалтике была настолько напряженная, что, когда их повезли в Ленинград, эшелон сопровождали самолеты.

Крестьянская жилка

Вернулся в Озерки в одной шинели и обмотках, даже сапог не было. Вскоре перебрался в Барнаул, устроился в охрану на завод мехпрессов. Там мало платили, зато выдавали обувь, одежду. Когда через два года женился, перешел работать в цех. Будущую жену, Любовь Семеновну, нашел в парикмахерской на площади Октября. Ходил туда стричься и сразу обратил внимание на эту ладную девушку. Стал регулярно у нее бриться. Полгода встречались. Потом приехал ее брат с армии, привез три буханки хлеба. Пошли с ним на базар, взяли бутыль самогона: справили его возвращение и заодно – свадьбу. Люба родом из Каменского района, в Барнауле жила на квартире, а Иван – в общежитии. После регистрации стали снимать квартиру вместе, а потом купили землянку на поселке Осипенко. Тогда там было чистое поле.

Барыкин пошел учиться на слесаря, стал квалифицированным специалистом, начал хорошо зарабатывать. Ему доверяли собирать мехпресса на экспорт. В 1948-м родилась дочка Люда, через четыре года – сын Володя, а еще через семь – дочь Надя. Перешел работать на завод «Ротор» слесарем-ремонтником, где трудился до ухода на пенсию, награжден орденом «Знак Почета» и медалями.

– Иван Петрович, что вам в жизни нравится?

– Работать. Я с радостью ходил на завод днем и ночью, то он строился, то надо монтировать нестандартное оборудование. А вторая отдушина – дача, которую держали с 1967 года до нынешнего. Очень люблю в земле копаться, крестьянская жилка зовет. Раньше я там держал курочек, кроликов и даже поросенка. Ограда была невысокой, но никто ничего не трогал. А как началась перестройка, пошли грабить дачи, все пришлось свернуть.

Иван Петрович с удовольствием рассказывает, как много лет выращивал разные сорта винограда: зеленый, черный, розовый, дамские пальчики, много клубники – это его самая любимая ягода. На своих 4,5 сотках развел малину, яблони, вишню, смородину, посадил полевой лук-слезун, ревень. Полсотки отвел под картофель. В прошлом году с этого участка 40 ведер хорошей картошки накопали. А нынче с дачей пришлось расстаться, силы уже не те.

Заячья любовь

Однажды весной дочь привезла крошечного зайчонка, двух дней от роду. У них в Бельмесево сад, она на участке его писк услышала. Выкармливал его из пипетки. Он – дикий, поначалу сильно верещал, потом привык.

– Держали его в домике, в огород не пускали. Зайчонка потешный оказался, скакал, резвился, все обои ободрал, стал нашим любимчиком, – с улыбкой вспоминает Иван Петрович. – Сяду на диван, он тоже вскакивает и начинает меня обнюхивать, положу рядом фуражку, он по ней лапами барабанит. А вот гладить себя не давал, сразу сбегал.

– И чем его жизнь закончилась, супом?

– Да что вы, об этом мы даже не думали. Зайчик вырос, наступила зима, оставлять его на даче не решились, поэтому отвезли в зооуголок парка «Лесная сказка». Там сказали, что отпускать в природу нельзя, он уже к человеку привык, ручной. Ему там вольер выделили, кормили. Мы звонили, интересовались, как он поживает? Нам говорили: «Очень хороший заяц, все адекватно воспринимает, зрителей не пугается, не прячется». Зима в тот год выдалась снежная, в углу вольера намело сугроб, однажды он забрался на него, перепрыгнул через сетку и убежал.

«Спасибо, отец»

– Какие дни для себя считаете самыми счастливыми?

– Когда первая дочь Людмила родилась, на душе был праздник. Ну и когда Володя с Надей появились. Вот только Люба моя рано ушла из жизни, болезнь оказалась неизлечимой. Позже познакомился с Зоей, она у нас на заводе работала. Тоже одна осталась, ее дочь выросла, уехала жить в Харьков. Мы сошлись, с тех пор и живем вместе уже 32 года.

Все родные фронтовика отзываются о нем с любовью, а зять Алексей Синеев – муж Надежды, относится к нему с особым почтением, зовет папой. Он и познакомил нас с ветераном. Алексей говорит о нем с восхищением:

– Отец столько пережил, прошел войну, получил тяжелые ранения, но не зачерствел душой, остался скромным, открытым, щедрым человеком. Он никогда ни на что не жаловался. Спросишь: «Как дела?» – «Нормально». Редко скажет, что сегодня чувствует себя неважно, хотя до сих пор носит в себе осколки.

Когда я попросила Ивана Петровича выйти во двор в пиджаке с наградами, чтобы сфотографировать его, на детской площадке увидела компанию парней, распивавших пиво. Почти сразу от группы отделился крепкий молодой человек. Отставив бутылку в сторону, он подошел к ветерану, поклонился и сказал: «Спасибо, отец, за Победу!».