За гранью безмолвия

Художник из Зонального района Юрий Казанцев с рождения не говорит и не слышит. Но безмолвие уходит, едва он снимает драпировку со своих работ. Его картины – это разговор с миром, иногда – отчаянный спор, иногда – беседа философа. Отняв слух и голос, судьба дала ему талант.

Отметина

Этот дом на окраине Луговского с виду неказист. Казанцевы, мать и сын,  живут небогато. Лидия Николаевна рада гостям, не часто бывающим у них, и торопится рассказать побольше о сыне. А он – показать то, что хранит в домашних авторских запасниках. Жест и краски понятны, а потому примиряют два таких разных мира. Все, что остается непонятым, Юрий Анатольевич строчка за строчкой объясняет на бумаге. Так мы общаемся. Нет, мир его не лишен звуков. Просто слышат их не все.

Отец Юры погиб, перевернувшись на тракторе, когда мальчику было 4 года.

– Мы жили тогда с родителями мужа. Каким только врачам сына ни показывали. Сказали, с перепонками порядок, а вот слуховой нерв попорчен, – в голосе Лидии Николаевны нет ни эмоций, ни нервного надрыва, видно, что давно уже смирилась с этой данностью. – В 1 класс он пошел в спецшколу Новоалтайска. Бывало, привезу его домой на каникулы, а он весь наш детский сад, где я нянечкой работала, распишет. Юре сейчас 60. Сын его, мой внук Игорь, тоже глухонемым родился. Не было у нас в роду ничего подобного, а тут такая отметина. Говорят, сейчас у детей такое кохлеарными имплантами исправляют, жаль, в то время их еще не было.

Язык кисти

Впервые Юрий прорвал блокаду тишины, когда ему было 6 лет. Нарисовал портрет мамы. А потом пошло-поехало. Отучившись в Новоалтайске, парень уехал в Санкт-Петербург, поступил в спецшколу рабочей молодежи. Впечатления свои от города на Неве записывал. Слова давно бы унес ветер, а записи остались: «Вот он – Ленинград. Холодная, закованная в гранит Нева, оцепеневшие на берегу сфинксы напротив Академии художеств». Юра учился на слесаря, работал и мечтал учиться на художника. Сбылось, его взяли в вечерние академические классы при Художественной академии, где с молодыми дарованиями занимались профессионалы. Этот сюжет показался мне знакомым. Да, вспомнила, о чем давно уже читала. Санкт-Петербург сто лет назад уже видел одного глухонемого художника – портретиста Карла Гампельна, создавшего галерею портретов декабристов. Тот, как и Юрий Анатольевич, тоже выплескивал на холст всю невозможность высказаться другим способом. Окончив училище глухонемых под покровительством императрицы Марии Федоровны, Карл работал учителем рисования и гравирования, а в подписи своих работ к монограмме непременно добавлял «sourd-muet» - глухонемой.

Два года учился живописи Юрий Казанцев. А потом (никто так и не понял почему) вернулся домой на Алтай. Специальность слесаря пригодилась, на барнаульский «Трансмаш» его охотно взяли. Любовь Шебалина, заведующая местным краеведческим музеем, в котором хранится более 20 работ художника, сообщила такую деталь: он устроился мотористом, в самый шумный цех, где человеку с нормальным слухом выдержать трудно. Потом он женился, стал отцом, да не сложилась личная жизнь. Давно уже развелись супруги Казанцевы, а Лидия Николаевна все сетует: «Я так хотела, чтобы у них все было хорошо». От передряг Юрий пытался убежать, переехав в Бийск. Но разве сбежишь от себя? Он заболел и несколько лет не брался за кисть.

Автобиография

В мае 1997 года в экспозицию одного из выставочных залов краевой столицы были включены 8 полотен Юрия Казанцева. А потом семье сообщили, что в здании был пожар и они сгорели. Лидия Николаевна доверительно сообщает мне: «Много лет уж прошло, а Юра и теперь из-за этого расстраивается». Он – лауреат краевого творческого конкурса «Поклонимся великим тем годам», фестиваля творчества мужчин «Если бы парни всей земли», обладатель множества благодарностей. Но признание художника никогда не измерялось регалиями и почестями. Признан ли живописец из Луговского? Очевидно, не все из тех, кто знаком с его творчеством, ответят утвердительно. Многие скажут, что он непонятен. А Любовь Шебалина подводит нас к своим любимым полотнам:

– Многие работы Юры автобиографичны. Вот эта – «Атланты держат небо», смотришь и понимаешь, что это. Очень созвучно песне Городницкого, не правда ли? «Поставлены когда-то, а смена не пришла». Или другое полотно. Сюжет и автопортрет одновременно. Юра за рулем КамАЗа, а Игорь рядом, оглядывается, отраженный в зеркале заднего вида. Это же зашифрованные слова космонавта Леонова о том, что надо оглянуться назад, если хочешь двигаться вперед.

Конечно, разные люди не могут одинаково трактовать символы и образы,  предложенные художником для прочтения. Смотреть и видеть – вот что главное. Юрий Анатольевич, видимо, опасаясь, что главного-то мы как раз и не разглядим, берет ручку и пишет строчку за строчкой, мысль за мыслью, когда, где, а главное – зачем он это рисовал. В той или иной степени все его работы автобиографичны. Сильное тело молодого человека, стянутое цепями, – это «Жертв». Не «Жертва», а именно «Жертв». Не сам ли это художник, которого жизнь держит в оковах безмолвия? «Жертвы НКВД» – это уже по мотивам. Соленая рыба и красные знамена страны, «засоленной» в тесных бочках. «Лазурь железная» – таким революционным увидел художник Питер. Ни в одну работу Юрия Казанцева нельзя вжиться по-быстрому, чтобы потом отойти и забыть. Они остаются в тебе. Рвущей на части энергетикой. Простыми и ясными правилами жизни, нарушать которые никому не позволено. Голосом художника, прорвавшим обреченность безмолвия.