Герой России Владимир Шарпатов: Я счастливый человек, и по жизни везучий, но пользоваться этим не умею

Легендарный командир Ил-76, чей экипаж сбежал из афганского плена в 1996 году (этот подвиг лег в основу культового фильма «Кандагар»), по приглашению фонда Шаманова побывал в Барнауле. В беседе с «Алтайской правдой» Герой России рассказал о том, как выживали российские летчики в девяностые; о том, как снимали кино про него; о чести, достоинстве и счастье человека.

Не киношный – настоящий

Именем Владимира Шарпатова названа кадетская школа в Новом Уренгое, а в «Артеке» растет дерево, посаженное его руками. И на Алтае он гость желанный. Когда позапрошлым летом отдыхал в Белокурихе, летчика «вычислили» местные ветераны-афганцы, устроив ему экскурсию по Предгорью. «В Сочи – Чёрное море, а на Алтае – Зелёное. Этот изумруд холмов – красота невероятная», – вспоминает ту поездку собеседник.

Дерзкие побеги оттуда, откуда и сбежать-то невозможно, нам обычно показывают в западных боевиках. И порой даже вполне убедительно выглядит в финале герой, какой-нибудь «заезженный» актер, чья победа – это баснословный гонорар, если картина «выстрелит».

В отличие от киношных, Шарпатов – герой реальный, не вымышленный.

История экипажа Ил-76, который провел в плену у талибов 378 дней, оказалась круче любого сценария. Напомним, бандиты инкриминировали русским летчикам транспортировку запрещенных к ввозу в страну боеприпасов, хотя по документам в 34 тоннах груза таковые не значились. Позже расследование показало, что арест был лишь поводом. На самом деле моджахедам нужны были: самолет, инструкторы для обучения своих пилотов и заложники в качестве рычага политического давления.

Экипаж долго ждал, что Россия, которая своих не бросает, их выручит. Но месяц шел за месяцем, а попытки авиаруководства страны, тогдашнего ее президента Бориса Ельцина и министра иностранных дел Андрея Козырева успеха не принесли.

Летчики вырвались на свободу сами, совершив невозможное. Под риском смерти, под самым носом у своих тюремщиков угнали Ил-76.

Сегодня это воспоминания, не самые приятные для Владимира Шарпатова, и с читателями «АП» он говорит о вещах, более для него важных.

О счастье

– Люблю ребятишек, встречи с ними. Они меня обычно спрашивают про «Кандагар». А я рассказываю про то, как стал летчиком – не с первой попытки это удалось. И про то, что надо быть настойчивым, заранее готовить себя к выбранной профессии. Говорю с ними о счастье. Счастлив тот, кто с утра торопится на работу, чтобы заняться любимым делом, а выполнив все намеченное, спешит домой, где ждет семья, любимые люди.

Я счастливый человек, и по жизни везучий, но пользоваться этим не умею. Допустим, предлагают мне хорошую должность, но с условием вступить в партию. Не быть тебе руководителем, если ты не коммунист. У меня училище с отличием и два высших образования, но в КПСС я так и не пошел, по внутреннему своему убеждению, что человек должен быть, а не казаться. Партия развалилась, потому что люди шли туда в основном за карьерой. В советское время я открыто говорил об этом, потому и в чины не вышел. Не было у меня ни выговоров, ни нарушений. Но приходит разнарядка на награды, пока по списку до буквы «Ш» дойдет – все уже раздали. А как в колхоз на уборочную – так Шарпатова бригадиром.

О Родине

– Пересекаешь ночью западную границу (я побывал в 65 странах) – под крылом море огней. Такая она густонаселенная, Европа. Где они коров пасут? Где хлеб сеют? Людям, тем же англичанам, тесно жить. Вот и точат зубы на наши территории. Ну вот по зубам и получат сейчас на Украине.

На Ил-76 мы летали от Кишинёва до Курил, от Чукотки до Симферополя. Идешь ночью в Анадырь над тундрой, а под тобой – ни огонька. Не ступала там еще нога человека. Представьте, сколько там не открыто богатств, новых месторождений.

Заправишься, а это 90 тонн топлива, взлетишь с Курильских островов и летишь над страной без посадки со скоростью 900 километров в час – пять часов, семь, одиннадцать. Керосин кончается, а Россия – нет. Вот эта фраза всегда вызывает оживление у молодежи, по учебникам и географическим картам не осознавшим до конца, что такое Россия. Я говорю: «Да разве ж так России надо хлопать!» И тогда зал взрывается.

Юность – будущие хозяева страны. Им развивать науку и экономику, заниматься искусством, беречь Россию. Мы свое дело сделали, теперь – очередь молодых.

Когда сейчас летаю как пассажир, конечно, невольно оцениваю про себя взлет – посадку. Кому-то из пилотов тройку ставлю, кому-то пять. Командиры, зная, что я на борту, выходят, здороваются. Но звездной болезнью не страдаю.

О фильме «Кандагар»

– Задолго до съемок ко мне приехал режиссер Андрей Кавун (известен зрителям по фильмам «Курсанты», «Охота на пиранью»). Два дня мы с ним говорили, а у него – ни камеры, ни диктофона. Все в блокнот пишет. В помощь я отдал ему ксерокопию своих дневников, которые он мне так и не вернул.

О том, что съемочная группа приступила к работе, я узнал в 2008-м. Четыре месяца съемки шли в Марокко. Ил-76 нашли в Белоруссии, нарисовали на нем триколор и мой бортовой номер, 76 842. А поскольку кабина тесна для натурных съемок, сделали еще и макет в павильоне. Дали мне сценарий почитать, отснятое показали. Я актеров консультировал. Александра Балуева, который в «Кандагаре» сыграл меня, командира Ил-76, учил команды отдавать, пилотов – правильным действиям.

Кавун мне потом сказал, что никто никогда не делал ему столько замечаний во время съемок. И на премьеру не пригласил. Люди спрашивают, сколько я получил за консультации. А нисколько.

После выхода фильма мне позвонил один товарищ, предложил вместе книгу писать по моей биографии. Спрашиваю, каким будет гонорар. Тот назвал сумму, 50 тысяч. Я рассмеялся: у меня пенсия намного больше. Но книжка, даже две, все же вышли, причем без моего согласия. Племянница случайно увидела их в книжном магазине и купила. Одна называется «Кандагар», другая – «Последний приказ командира». Я посмотрел – чушь несусветная. Видимо, пригодились авторам мои невозвращенные дневники. Разбираться не стал, не опускаюсь до такого.

Кстати, с началом СВО Андрей Кавун, родом из Львова, покинул Россию.

О девяностых

– Я начал летать за границу в 1991-м. Швейцарская фирма авиаперевозок тогда собрала 14 экипажей из Советского Союза, с самолетами. Такие были времена. Мы летали по всему миру. К примеру, в ночь с 16 на 17 января во время полета в Джидду (Саудовская Аравия) на моих глазах американцы бомбили Ирак и Кувейт. Своим бортом мы доставляли военных из Голландии на аэродром в Турции. Из Германии в районы боевых действий возили полевые кухни, госпитали, амуницию. В Лионе нас загружали бронетехникой. Танкисты-французы, узнав, что нам за нашу работу платят 840 долларов, уточнили: за час? Узнав, что за месяц, рассмеялись, мол, летчики Франции за эти деньги к самолету бы не подошли. И накинули нам еще по сотке.

Доставляли в Сану, Северный Йемен, ящики, по документам – с охотничьими ружьями. Ночью заходили на аэродром на высоте 2200 метров над уровнем моря, что гораздо выше допустимого для Ил-76. Утром смотрю, как шел по ущелью, и понимаю: чуть уклонился бы – и все… А вскоре началась война Северного Йемена с Южным. Северяне победили. Полагаю, вот этими «охотничьими ружьями».

В 1992 году дважды летали в Сьерра-Леоне (Западная Африка), во Фритаун, с бронетехникой и сопутствующим грузом. Борт разгружали военные с автоматами, приехал премьер-министр. Нас держали тогда две недели в отеле до обратной загрузки. Наконец вызвали на вылет и загрузили… 5 тонн ананасов и тонну сигарет. В машину, которая легко 50 тонн берет. Наверное, ждали, когда урожай поспеет.

Второй рейс по этому маршруту мы сделали уже двумя бортами с бронетехникой. И снова обратно нам грузят какую-то мелочь. Выруливаю на взлетку – взлет запрещают. Флайтменеджер Володя Сергиенко, прекрасно говорящий на английском, идет разбираться. Через час возвращается. «Лети, – говорит, – я вторым бортом вернусь». Пытаюсь узнать, в чем дело – он чуть не матом меня гонит. Уже в России сказал: «Скажи спасибо, что тебя не расстреляли». Фритаун в те дни был окружен повстанцами кровавого режима Тейлора (шла гражданская война), и когда я готовился к взлету, разведка донесла, что месяц назад мой самолет садился в зоне, подконтрольной боевикам. Сергиенко убедил власти, что это не так, и меня отпустили. Так экипажи подставляли в девяностые годы.

Перед командировкой в Кандагар никто не предупредил, что это столица талибов. Экипаж был только что сформирован, единства среди нас не было. Сказалось, видимо, что я один был из Тюмени, остальные – из Казани, едва переучившиеся на Ил-76. Радиста я вообще не хотел допускать к полетам за границу – он английский плохо знал. Как-то подлетаем к Ирану, а он по рации говорит: «Гуд ивнинг». Штурман ему кричит: «Юра, какой, нафиг, ивнинг? Монинг сейчас!»

Мы летали на горные аэродромы, попадали под огонь зениток, однажды везли туда 34 тонны денег, местных афгани. А тот злополучный рейс надо было отработать по соглашению Афганистана и Албании. Груз – знакомые зеленые ящики. Увидев патроны, второй пилот ошалел. А я-то казанцам не говорил, что для меня это семечки. Но делать-то нечего, всем надо летать. У одного ребенок болеет, второму квартира нужна, у третьего долги…

В воздухе афганский истребитель принудил нас к посадке. А дальше – Кандагар, зиндан (тюрьма), плен. События, описанные в фильме.

Как командир корабля, я и в плену думал о судьбе экипажа и самолета. Но какие бы варианты побега ни предлагал, слышал одно: поймают, убьют, сдохнем… Меж тем, талибы, у которых теперь был самолет, требовали, чтобы мы учили их летчиков.

Выход подсказала… пятидесятиградусная жара. Своим тюремщикам мы показали, что масло в двигателях портится, смазка с шарниров течет, без заглушек пыль всюду забивается, со стороны второго пилота осы гнездо свили. Нас стали возить на аэродром, на техобслуживание, но по-умному: всегда кого-то одного оставляли в заложниках.

А потом сменился мулла, новый не был столь же бдительным. 10 июля 1996 года нас полным составом привезли на аэродром. В этот день удалось определить боеготовность зениток по периметру. Правда, на рулении лопнуло колесо шасси. Зато появилась возможность подготовить побег получше и попроситься на борт еще раз. 16 августа мы сумели вырваться, уже в воздухе разоружив трех охранников.