Тайна хутора Букловских из Ребрихинского района

Хутор Букловских на послереволюционной карте Ребрихинского района значился недолго, а потом исчез бесследно, как и сама эта фамилия, столь же внезапно, как и появился. Белых пятен в судьбе пришлой на Алтай семьи столько, что местные краеведы, отец и сын Толстопятовы, склонны считать ее скорее легендой, нежели доподлинной историей.

Хранители

В фамильной библиотеке Толстопятовых – более тысячи томов исторической и краеведческой литературы, редкие документальные источники и архивные данные. С недавнего времени Вадим Владимирович наладил переписку с краевой библиотекой имени Шишкова, расширив возможности обмена информацией, необходимой для исследователя. Только так по крупицам, по словам Вадима Толстопятова, удается восстановить прошлое:

– В советские времена люди словно одним днем жили. Редко кто фиксировал воспоминания дедушек и бабушек. Не принято это было. Как результат – ушло два поколения очевидцев событий начала ХХ века, не осталось носителей, свидетелей. Мой отец еще общался со стариками, а я записывал, будучи студентом АлтГУ. Нам интересно находить редкие данные из жизни Русского географического общества, например, или Общества любителей исследователей Алтая. В истории хутора Букловских много неясностей, но уточнить уже не у кого, увы…

Букловским посвящена глава книги Вадима Толстопятова «Былые времена».

Семья эта появилась в Ребрихинском районе неожиданно, в 1921 году, как пишет автор, ссылаясь на данные переписи Ребрихинского района 1926 года. Вероятно, белорус Букловский, судя по Витебской памятной книге 1910 года – почтово-телеграфный чиновник 4-го разряда департамента почты и телеграфа в составе МВД, рассчитывал уйти от репрессий, затерявшись среди крестьян огромного Алтая. Хутор глава семьи Николай Михайлович основал на Клюквенном болоте, близ коммуны «Красный факел», у села Георгиевка. Хозяйство держал крепкое, разводил знатных индюков. Имени хозяйки мы не знаем, но из тех же данных о переписи населения, опубликованных в газете «Красный Алтай», следует, что принадлежала она к княжескому роду и свободно говорила на шести языках. Старшие Букловские общаться с новой властью по понятным причинам не стремились, а вот дети их, Павел, Жорж и Наталья, дружили с молодыми коммунарами, работали в коммуне.

Интересы семьи многим казались диковинными. Николай Михайлович владел коллекцией пистолетов, охотился на куропаток, приручал журавлей и ужей, вывел помесь волка с собакой. У каждого из детей был свой велосипед.

«Странно. Очень даже»

Период времени между 20-ми и 30-ми годами ХХ века был странным, но относительно спокойным для таких, как Букловские. Молодая советская власть «бывших» не любила, но словно выжидала, ждала отмашки сверху. При этом была весьма лояльна к новым хозяевам жизни.

«Кулацкое имущество передают в коммуну», «Получили выговор» – такие заголовки мы встречаем на страницах местной прессы. В пятничном номере газеты «Красный Алтай» от 30 марта 1928 года селькор Буров пишет: «Отказалась от молитвенного дома старообрядческая община поселка Дмитриевки. Все члены общины дали подписку в том, что они отдают свою церковь под школу…».

Другой внештатник под псевдонимом Грозный в фельетоне «Скорее вилы в бок нашему совпридурку» сообщает о пьянице Огородникове, каким-то образом ставшем председателем волостного исполнительного комитета: «Является в ВИК всегда пьяным, кричит на граждан и гонит их взашей из кабинета. Когда же кто-нибудь из смертных называет его «товарищем», он ревет матерщиной: «Какой я вам товарищ? Серый волк вам товарищ!» Автор, писавший под псевдонимом Некто, информировал «В текущем году один комсомолец перешел в веру евангелистов, продал корову и купил себе евангелие».

Из заметки корреспондента Приезжего: «Администрация Ребрихинского райисполкома приняла на службу в качестве технического работника местного дьякона Ивана Поспелова. И не какого-нибудь заштатного дьякона или расстригу, а самого настоящего – который служит в церкви и собирает от мирян блины и яйца. Странно. Очень даже».

Один месяц и вся жизнь

В 30-е в СССР начались «чистки» городов и сел от «бывших». Для сравнения приведем наиболее показательные, на наш взгляд, истории, опубликованные газетой «Красный Алтай». Первая касается рабочего пожарной части Николая Урванцева. В праздник, когда «табунилась» молодежь, кто-то кого-то толкнул, началась потасовка. Урванцев схватил револьвер и выстрелил в толпу, в женщин и детей. Буяна обезоружили, отправили в отделение милиции, судили. Приняв во внимание бедняцкое происхождение и одобрительные отзывы рабочих пожарной части, суд приговорил Урванцева к лишению свободы сроком на 1 месяц… условно.

В номере газеты от 30 марта 1930 года напечатали статью о том, как в Ребрихинском районе избавились от одного из сыновей Букловских, который под видом батрака затесался в колхоз и даже вступил в комсомол. Единственным его грехом было происхождение, дворянское – по матери, помещичье – по отцу. Всплыла и переписка мадам Букловской со своей старинной краковской подругой. В частности, она писала ей: «Павлика вынуждена пристроить в этот ихний колхоз».

В документальной повести «Николай Шешенин» ее автор – алтайский публицист Александр Ваншток приводит высказывания коммунаров,  обвиняющих хуторян во вредительстве. Так, во время спектакля, который комсомольцы ставили в клубе поселка Красный факел, едва не случилась трагедия. Зоя Красикова по роли должна была стрелять в белогвардейского офицера, которого играл ее брат Иван. Актриса выстрелила – тот упал, обливаясь кровью. Оказалось, револьвер был заряжен. Срочно опустили занавес. Стали разбираться, выяснили, что во время спектакля младший Букловский стоял за кулисами, а после выстрела исчез. На этих показаниях и было построено обвинение. Других доказательств его вины не нашли.

Иван Красиков остался жив, а его сестра Зоя погибла в 1932 году. Во время весенней пахоты она, бригадир комсомольской тракторной бригады Беловской МТС, поехала ночью проверять работу трактористов на полях колхоза «Память павших партизан», но назад не вернулась. Ее нашли через несколько дней в поле мертвой. Экспертиза установила, что девушку убили ударом топора в висок. Сведения, сохранившиеся в летописях окрестных сел, разнятся кардинально. Так, в книге Георгиевки говорится, что Зою убили сыновья Букловского, меж тем в летописи Белово убийцей называется тракторист Денис Бондаренко, на чьем участке и нашли труп. Бондаренко осудили на 10 лет тюрьмы, а параллельно НКВД арестовал и злейших врагов народа, живших на хуторе близ Клюквенного болота. О дальнейшей судьбе Букловских неизвестно ничего, очевидно лишь, что она незавидна. Сведений о них Вадим Толстопятов больше не встречал ни в доступных электронных ресурсах, ни в Книгах памяти жертв политических репрессий. Не осталось следа и от их хутора.

Легенда о Букловских подтверждает вывод, который уже много раз делали исследователи постреволюционной истории Алтая. Рассчитывать на мягкость наказания и снисхождение властей могли лишь люди «правильного» происхождения, такие как Николай Урванцев. Даже если на глазах сотен очевидцев совершали пьяные дебоши с применением огнестрельного оружия…

Газета «Алтайская правда» благодарит Вадима и Владимира Толстопятовых за помощь в подготовке публикации.

фото из архива семьи Толстопятовых