Пропавшие во времени

18:00, 20 июля 2017г, Общество 3613


1
1

Небольшой колок к северу от Ребрихи носит странное название – Поповский. В народе его так называют из-за могилки священника, убитого и похороненного здесь почти век назад. У местных старушек даже появилась традиция – приходить сюда в засушливый год, молиться убиенному батюшке, просить у Бога дождя.

17 спокойных лет

Сто лет назад любой человеческий выбор, за революцию или против нее, был сопряжен с риском для жизни. Как знать заранее, чью сторону поддержать, кто победит в борьбе? Как себя вести, чтобы не угодить в трясину, в которую попадали многие? Священник Ребрихинского Михайло-Архангельского храма Иоанн Белозерский этот выбор сделал, но жить ему после этого оставалось не более двух месяцев.

Духовенство – особая каста царской России. В документах Томской епархии тех лет я часто встречал одни и те же фамилии: дети священников шли по стопам отцов. Такими были Белозерские в списках учащихся Томского духовного училища за разные годы – Владимир, Константин, Сергей, Михаил, Леонид, Алексей, Иоанн, а также Анфиса, ученица Томского епархиального женского училища. А в «Справочной книге по Томской епархии» за 1886 год есть запись о псаломщике Троицкой церкви села Пышкинского 3-го благочиния Томской епархии Василии Белозерском, отце моего героя.

Его сын Иоанн родился в 1879 году и после курса Томской духовной семинарии летом 1900 года был рукоположен в священнический сан и направлен на службу в Ребриху. Судя по сообщению в декабрьском номере «Томских епархиальных ведомостей» за 1900 год, жил молодой священник небогато: его фамилия есть в списке лиц, с которых следует произвести немедленное удержание из жалованья или доходов в возврат выданных им заимообразно денег из Епархиального попечительства. За Белозерским числился долг 30 рублей.

Отец Иоанн занимался миссионерской деятельностью, обращал в православие раскольников, участвовал в кассе взаимопомощи осиротевшим семьям священнослужителей Томской епархии. В 1908 году он заменил скончавшегося старшего священника Михайло-Архангельского храма Михаила Носова, на второе священническое место назначили Иоанна Синева. Но Синева вскоре разжаловали в псаломщики и перевели в Колыванскую Александро-Невскую церковь.

В мае 1901 года епископ Томский и Барнаульский Макарий своей резолюцией утвердил список храмов, обязанных уплатить налог на постройку епархиального женского училища в зависимости от степени доходов. Ребрихинская церковь попала в разряд богатых и отныне должна была платить по 100 рублей ежегодно.

Доходы храма в 1899 году составляли 1200 пудов хлеба от прихожан да средства от треб. Правда, не всех верующих устраивал этот прейскурант, нередки были столкновения крестьян со священником, произвольно повышавшим цену церковных обрядов. Как бы там ни было, в начале века человеком он был уважаемым, преподавал Закон Божий в церковно-приходской школе, попечительствовал в сиротском детском приюте.

Низвержение

7 февраля 1918 г. в Ребрихе проходил церков­ный сход для учета церковных сумм, о котором даже рассказал большевистский «Голос труда» (так после революции называлась наша газета). Один из жителей села – Г.И. Каюкин доложил, что власть в центре и на мес­тах перешла Советам, хотя в Ребрихе на тот момент советская власть еще не установилась. Иоанн Белозерский, когда ему дали слово, отчитался о приходе и расходе за 1917 год от свечей, попечительских, тарелочного и кошелькового сбора. Каюкин высказал сомнение в правильности расчетов, считая сумму 33 рубля с копейками ничтожно малой для богатой Ребрихи. Его слова не понравились отцу Иоанну, он резко прервал речь: «Вы, наверное, не проспались! На вас нуж­но надеть узду, чтобы вы менее гово­рили и народ не расстраивали». С места поднялся ребрихинский богатей Прокофий Михалев: «Батюшка! Они везде суются! Отступись! Они, как дрянные собаки, на Бога лают». Растерявшийся Белозерский призвал собрание подписать пустой протокол, в котором не было ни пос­тановления, ни резолюции. Каюкин уговорил людей не делать этого.

Спустя всего лишь месяц церковный староста Скворцов просил бесплатно вывезти для церкви дрова, ссылаясь на тяжелое материальное положение храма: «У нас де­нег и доходу мало, а все дорого. Те­перь не как раньше, когда пойдут, бывало, по церкви с тарелкой или с ко­шельком, то в самый меньший празд­ник насобирают 1 руб. 50 копеек или 2 рубля, а в торжественный бывало даже до 50 рублей в день».

В апреле 1918 г. закрылся церковный сиротский приют, его имущество распродали, вырученные деньги отец Иоанн хранил у себя. В августе 1919-го жители Ребрихи жестко поплатились за попытку сопротивления двигавшемуся в Барнаул отряду капитана Харченко. От старожилов Ребрихи мне не раз доводилось слышать, что выявлять повстанцев в Ребрихе колчаковцам помогал Иоанн Белозерский. Арестованных ребрихинцев расстреливали за околицей села без суда и следствия. А когда село заняли отряды Красных орлов, самого священника вывели за село и казнили. Похоронили батюшку в небольшом колке к северу от Ребрихи.

Неизвестно, что стало с семьей священника после его смерти. Вряд ли они остались жить в Ребрихе, в списках репрессированных лиц я их также не обнаружил. Но известно,  что в 1927 г. в Ребрихинском сельсовете служил секретарем некто Белозерский. Кем он доводился отцу Иоанну, еще предстоит выяснить.

Вадим ТОЛСТОПЯТОВ, краевед (Ребриха)

*   *   *

В анкете Всероссийской сельскохозяйственной, земельной и городской переписи 1917 г. за № 821 содержится информация о семейном положении Иоанна Васильевича. Жена Ксения 34 лет, сыновья Алексей 12 лет, Николай 11 лет, Дмитрий 8 лет, Александра 6 лет и Виктор 5 лет. Белозерские держали двух лошадей, четырех коров, двух телят, 1,5 десятины сенокоса в степи и столько же в лесу. Овсом засевали 2 десятины, 13 распахивали под пар, 0,4 десятины занимала усадьба, 80,6 – лесной надел. Из сельхозинвентаря у священника имелись плуг однолемешный, железная борона, три телеги на железном ходу и две – на деревянном.

 
Фоторепортаж