К удивительным находкам привела старая публикация в «Алтайской правде»

Это стихотворение в пожелтевшей от времени подшивке «АП» я нашла давно. Помнится, подумала тогда: «Надо же, полный тезка поэта! Наверное, друзья-целинники подшучивали над ним». Стихотворение в августовском номере 1954 года было подписано так: «Александр Яшин. Гилевская МТС». Рифма в произведении прихрамывала, но дарование автора ощущалось…

Недавно я вспомнила про старую находку: а вдруг ее автор все-таки тот самый Яшин, замечательный советский поэт? Ведь он же бывал на целине. Результат проведенного «расследования» меня поразил. Судите сами…

Жизнь требует

Даже человек далекий от литературы наверняка слышал имя Александра Яшина. Кто-то вспомнит его произведения, кто-то – роль в возвращении народу поэзии Есенина, иные – историю трагической любви («Сто часов счастья… Разве этого мало?»). Но какое отношение к Алтаю имел уроженец земли вологодской?

Во время целинной эпопеи кто только не приезжал в наш край! Конечно же, в состав делегаций творческой интеллигенции входили и писатели. Но – удивительный факт! – пребывание Яшина на земле алтайской не было кратковременным. Более того, он приезжал сюда не первый раз (впервые был в 1946-м. – Прим. авт.). Причем в 1954-м поэт устроил небольшую мистификацию.

В июне того года он писал Степану Щипачеву: «Для того чтобы ближе сойтись с людьми, я получил направление от Гилевской МТС и поступил на курсы трактористов в Благовещенскую школу механизации с/хозяйства. Никогда, ни при каких обстоятельствах (разве только во время войны) мне не приходилось еще чувствовать себя так свободно среди людей труда, как на этих курсах. Общий стол (овсянка), общий чердак для сна – без постелей, без одеял на досках и проволочных сетках – когда как удастся, одни интересы – если все это не даст хороших стихов, тогда надо все бросать и переходить на прозу. Я очень рад, что решился на такое инкогнито. Я и сейчас еще – курсант школы механизации, – Попов, образование 10 классов, до приезда на Алтайскую целину был библиотекарем ф-ки им. Маркова в Москве и т. п. (пришлось писать «не очень точную» автобиографию)».

Но был тогда уже Яшин не юнцом безусым, а человеком немолодым, фронтовиком-орденоносцем (и лауреатом Сталинской премии). Вероятно, кочевая жизнь сказалась-таки на здоровье поэта – он попал в краевую больницу. Но долго там не задержался, через пару дней сбежал на пленум крайкома комсомола. «Я, конечно, авантюрист – не щажу себя. Все еще кажется мне, что я в комсомольском возрасте», – писал он в дневнике. Вернулся в больницу, прилетела в Барнаул его жена Злата Константиновна. Поэт получил направление на чемальский курорт и отправился с супругой в Горный Алтай…

Больше четырех месяцев прожил писатель в 1954-м на Алтае, с 22 апреля по 28 августа. Яшин застал самое начало целинной эпопеи. Где только он не побывал! Я сбилась со счета, фиксируя города-колхозы-села (а еще и полевые станы, и тракторные бригады!). Гилевка, Завьялово, Сорокино, Благовещенка, Турочак, Бийск, Кебезень, Балыкча, Артыбаш, Шипуново, Курья, Змеиногорск, Горняк, Неверово, Рубцовск – это даже не половина их. Яшин добирался до монгольской границы, сплавлялся на карбасах по порогам Бии, немало поохотился. («Охота помогла мне сродниться с Алтаем, больше почувствовать его природу, пейзажи», – писал он.) Наш герой очень много работал на целине: писал стихи для районной газеты и московского радио, для боевого листка бригады и центральных толстых журналов. Конечно же, не могли не появиться его произведения в «Алтайке» – Яшин не раз бывал в нашей редакции, даже ночевал там на диванчике.

Немало идей будущих творений увез он с Алтая. Здесь же родились такие стихи поэта, как «Начало мая», «В ночную смену», «Березовые колки», «Пшеница», «Алтайская весна» и другие. Но не только «по профилю» трудился на земле целинной поэт. В дневнике его есть такие записи:

«Вечером я работал на тракторе ДТ-54 на культивации. Сделал круг в 2,5 км в один конец; всего около 5,5 км. Значит, закультивировал несколько гектаров. Вернулся пыльный, довольный... сцеп из трех культиваторов имеет захват в 24 метра. Значит, я закультивировал 13 гектаров – 24х5500!»

«Водил колесный трактор. Учился заводить пускачом ДТ-54. Жгли полынь на залежи перед вспашкой. Я водил колесный с боронами».

И это было для Яшина абсолютно нормально. Позже в публицистической статье «Жизнь требует!» (1954) Яшин писал: «Советский поэт – свой человек. Живет в вагончике, в палатке? – Правильно, так и должно быть. Спит на промасленном тюфяке на свободной койке тракториста, ушедшего на работу в ночную смену? – И это нормально. Начал сам учиться работать на тракторе? – Тоже правильно. Но вот если в тракторную бригаду новоселов не подвезли продуктов и уставших людей утром и вечером «кормят» только чаем без сахара; если тракторы простаивают из-за отсутствия дизельного топлива, а его на базе МТС хоть пруд пруди; если бригадир тракторной бригады в самую горячую пору начал запивать и на полях появилась явно негодная пахота и директор МТС не реагирует на сигналы, а советский поэт, видя все это, все же остается ко всему этому безучастным, не звонит никуда, не добивается наведения порядка, – вот это уже ненормально, неправильно, неестественно!»

Много знакомых имен можно встретить в дневнике поэта. Но не только имен. Целинный дневник поведал об удивительном факте: оказывается, «немало материала… для поэмы «Алена Фомина» и для отдельных стихов» нашел Яшин в 1946 году в колхозе «Страна Советов», возглавляемом знаменитой Феклой Митусовой. Получается, не одна лишь целина оставила алтайский след в творчестве Яшина.

К сожалению, раньше срока пришлось покинуть Алтай тогда поэту. А он так хотел вернуться «в сторону моего Завьялова, моей Гилевки»…

Алтайский след

Конечно, многие помнят поэта Яшина. Но, увы, многие и не знают о нем. Причина тому – его же творчество.

Я сам себе верил при этом,
Впадая почти в забытье,
Как верят одни лишь поэты, – 
И в том оправданье мое…
(1953)

За все отвечать настала пора:
За то, что когда-то я промолчал,
За то, что кричал во весь рот ура,
А караул не кричал.
(1958)

Эти два четверостишия объясняют многое. Он таки закричал караул. И его – хрестоматийный сейчас рассказ! – «Рычаги», по словам Солженицына, тогда «кое-что повернули». И, замечу, поворачивают и сейчас.

В этом рассказе есть не один алтайский след. Вот явный:

«На полке в переднем углу слышнее заработал радиоприемник, – пишет Яшин. – Передавались письма с целинных земель. Какой-то паренек рассказывал о своих трудовых успехах на Алтае. Собеседники прислушались. «Нас всех зовут москвичами, хотя мы из разных городов. Держимся дружно, в обиду себя никому не даем. Урожай в прошлом году выдался небывалый. В пшеницу войдешь, словно в камыши. Даже старики не помнят таких хлебов. Для ссыпки не хватало мест, тяжело было...» Паренек обращался к своей дорогой маме».

В этом фрагменте Алтай назван по имени. Но, как я полагаю, есть более значимый след.

Конечно же, в «Рычагах» Яшин создал собирательные образы, обобщил увиденное на малой родине, в Сибири, в городах и весях великого СССР. Но нельзя не провести параллель между сюжетом рассказа и воспоминанием писателя о партийном лидере нашего края. «Как-то в часы дружеской беседы с одним секретарем райкома партии, – писал Яшин в вышеупомянутой статье, – я обратил внимание на его глубокую и всестороннюю осведомленность в делах своего района и самое пристальное внимание к жизни каждого человека. Мой собеседник был смел в суждениях и прозорлив. И я подумал, что хорошо бы каждому из нас, писателей, так же знать жизнь и людей «своего района».

Но вот секретарь райкома вышел на трибуну и начал излагать суконным языком общеизвестные истины, всячески избегая постановки острых вопросов жизни, – словно его подменили…»

Поэт имел смелость упрекнуть товарища по партии. Тот ответил, мол, посмотрим, что вы напишете, когда вернетесь с Алтая. Да, Яшин рассказал о замечательных героях-новоселах, о широте и размахе освоения целины, о небывалом урожае. Но наш герой не поступился принципами. Мало того что он написал «Рычаги», «Вологодскую свадьбу» и другие знаковые произведения, в статье он не побоялся назвать своими именами то, что увидел на целине:

«…Советский поэт не вправе замалчивать и другие стороны жизни: факты бесхозяйственности, очковтирательства, воровства, которые у нас пока встречаются.

Немало нелепостей мне пришлось встретить на Алтае.

В знаменитом многоотраслевом колхозе имени Молотова, председателем которого является депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда Федор Митрофанович Гринько, окраину центрального поселка прозвали «Копай-городом». В этом богатейшем колхозе часть колхозников все еще живет в землянках. Разве можно на такие вещи закрывать глаза и ограничиваться лишь восхвалением преуспевания колхоза и его руководства, как это делалось до сих пор?

В совхозе «Пролетарий» Троицкого района я встретился с фактом, до слез обидным. На фермах совхоза – большое стадо коров симментальской породы, дающих по двадцать пять и больше литров молока в сутки. И это молоко время от времени доярки сдаивают... на землю – не хватает бидонов.

…Большинство комбайнов, прибывших из Самаркандской области… требовало капитального ремонта. Одиннадцать комбайнов не добрались от железной дороги даже до МТС. А в сводки они все, конечно, попали…

По всему Алтайскому краю произведена замена директоров МТС, не имеющих высшего образования, людьми с дипломом об окончании высших учебных заведений… Но в отдельных случаях были отстранены от работы в МТС талантливые организаторы, практики, прекрасно знающие сельское хозяйство и умеющие руководить людьми, а вместо них поставлены люди с дипломами, но безынициативные, работавшие на каком-либо производстве, далеком от сельского хозяйства, или годами сидевшие в канцеляриях.

Так, к руководству Харитоновской МТС Завьяловского района пришли инженеры-железнодорожники».

*   *   *

Одну из своих «Ста лекций» о русской литературе ХХ века Дмитрий Быков посвятил Александру Яшину. Назвал он ее «Рассказ, сломавший автору жизнь». Вот каково мнение Быкова:

«…Появление такого текста, как рассказ Яшина «Рычаги», невозможно было ни предсказать, ни каким-то образом объяснить. Это рассказ, который перебрасывает мост уже даже не в шестидесятые годы, не в зрелую оттепель, а в восьмидесятые, в роман Сорокина «Норма». Это по большому счету первый по-настоящему откровенный текст. И не о сельском хозяйстве – сельское хозяйство там играет десятую роль, а о главной проблеме советского человека – о его, страшно сказать, неискоренимом и губительном двуличии. Это первый текст, первая ласточка литературной оттепели».

С сожалением приходится констатировать: губительное двуличие свойственно многим и ныне. При встрече с его носителями как не вспомнить яшинскую историю про существование в селах Горного Алтая у хозяев сразу двух домов – избы и аила. И про символическую «лампочку на веревочке»:

«В селе Еланда зашли в дом и аил к Т. В доме две металлические кровати, хорошие постели, кружевные наволочки на подушках, занавески. Русская печь! Все очень чисто, много фотоснимков в рамках и без. Вместо вешалки – голова и панты (мохнатые) марала. В качестве украшения висят две электрические лампочки, без проводов (на веревочках).

– А что, и свет будет?

– Я не знаю!»

Фото из фонда никольского ИММ

Автор благодарит за помощь в подготовке материала сотрудников Историко-мемориального музея А.Я. Яшина (г. Никольск Вологодской области) и директора Завьяловского историко-краеведческого музея Ирину Дергунову.