Я помню…

Когда началась война, мне было пять лет. В памяти сохранилось время, когда жители деревни вдруг стали собираться группами, что-то обсуждать, коллективно плакать… Помню проводы отца: все село собралось - женщины, дети разных калибров, мужики (так в селе называли мужчин) и те, кто призывался на фронт. Вся толпа разбилась на семейные группы, были какие-то узелки с едой, наказы, поцелуи, обнимки, суматоха… Подъехала «полуторка».

Мой отец – Савин Павел Григорьевич, погладил нас, троих малышей, по головкам (у меня есть еще две сестренки младшие) и сказал моей маме: «Все, Паранька, растить их будешь одна, я не вернусь»…. Все призывники забрались в кузов машины и поехали. Проводили их коллективным ревом (о том, что сказал отец, после нам рассказала мама). Это было первое, в чем я соприкоснулся с войной, но мы, дети, абсолютно не понимали, что это такое – заплачет мама, и мы ревем в три голоса, вытрет слезы мать, и мы замолчим.

Всем поровну

Наступило очень трудное время. Одеваться и обуваться было не во что, ходили и босые, и полураздетые, и полуголодные. Помню приезд приволжских немцев в село. Привезли их на телегах – женщины, дети, дряхлые старики. Они были еще голоднее нас, но у них было много тряпья, и наши матери тут же начали менять картошку и молоко на одежду и на какое-то время приодели нас.

Вражды к приезжим мы не испытывали – мы сами ничего не понимали. В деревне в это время даже радио не было, и все новости с запозданием шли из Троицка, райцентра. После с немецкими ребятишками мы вместе играли в деревенские игры, учились в школе. Их родители были очень трудолюбивы, быстро освоились в колхозе и через какое-то время стали полноправными жителями села.

Корова и чекист

Основная наша кормилица была корова – мы все ее очень любили и о ней заботились. Моя забота была – «пригон» - помещение, где содержалась наша любимица. Я должен был ежедневно его чистить и подкидывать в зимнее время в течение дня корм. Помню, как с мамой заготавливали и возили домой сено на той же коровенке. Тянет-тянет она возок, выдохнется и лежит. Мама покричит на нее, потом ляжет вместе с ней, обнимет и начинает плакать, а после того как отдохнут, скажет: «Вставай, милая, ведь сеном-то тебя кормить». Подталкивая возок сзади, добираемся до дома.

Зимой было очень трудно с дровами, так как впрок их готовить было некому. Вокруг села рос сплошной березняк, и за время войны все было вырублено – этим и спаслись. Если бы тогда запретили рубку леса, я бы наверняка не писал эти строки.

Помню энкавэдэшника Пустовалова. Жесткий, поджарый, с одной рукой, он наводил ужас на всю деревню. От него как от чумы шарахались и старались не попадаться ему на глаза. «Вот придут с фронта наши мужики, они с ним разберутся!» (После войны по деревне прошел слух, что его убили где-то в Кемеровской области).

Школа

Помню, как пошел в школу. Летней обуви у меня не было, и пока можно было, я ходил в нее босиком. Но однажды, сидя на уроке, увидел, что пошел снег, и домой пришлось добираться, отогреваясь по дороге в сельпо, сельсовете и избах. На этом моя учеба бы и закончилась, но мне повезло с соседкой – Надей Губановой, которая была уже в 3-м классе. Она в качестве учительницы целую зиму занималась со мной, научила и читать, и решать примеры.

Когда наступила весна и снова можно было ходить босиком, я заявился в школу и сел за парту.

В класс входит наша пожилая деревенская учительница, Надежда Александровна, и сразу ко мне: «А ты кто такой?» Я опешил от ужаса: сейчас меня выгонят – сижу, молчу… «Ты чей?» Называю свою фамилию и говорю, что начинал учиться. Она на минуту задумалась, заулыбалась и сказала: «Помню твоего отца, я его учила». Открывает «Букварь», заставляет меня читать – в начале, в середине, в конце. Берет «Арифметику». Решаю примеры в том же порядке. Так я перешел во второй класс. Желание учиться было огромным.

...И ни одного письма

Похоронка на отца пришла очень быстро – мы даже не успели ни одного письма с фронта от него получить – погиб он под Ленинградом и похоронен в Лодейно-Польском районе. Ревела мать, ревела и наша малолетняя троица, но даже и тогда до меня не доходило, что все это происходит из-за войны. Я не знал, что немцы дошли до Москвы, что их вскоре погнали через нашу страну, что их разгромили.

В одно прекрасное время наша любимая бабушка, на плечи которой выпала доля мучиться с нами (мать уходила работать в четыре часа утра и приходила в двенадцать ночи – мы ее почти не видели), сказала мне: «Залезь на угол дома и прибей флажок – война закончилась!» Я залез и прибил – вот так в моей голове закончилась война.

Вся тяжесть ее лежала на плечах женщин. Они работали на тракторах и комбайнах – пахали, сеяли, убирали хлеб. Мужчин в селе не было – так, единицы (по броне). В селе было очень много ребятишек, и детство наше было для нас не в тягость – играли, дрались, устраивали запруду в нашей маленькой речке Ельцовке, ловили рыбу, «зорили» вороньи и сорочьи гнезда. Особенно радостно было весной, когда вырастал кандык, пучки, русянки, шкедры, саранки, медунки. Мы хорошо разбирались в том, что можно найти поесть в лесу, а мясными блюдами были суслики, которых ловили капканами и выливали из нор водой.

Взгляд из детства

Росли мы сами по себе, играли во что хотели, занимались тем, что для нас было интересно – родителям некогда было нас воспитывать, они с утра до ночи работали, чтобы прокормить нас, дать фронту хлеб, выжить. С нами была одна проблема – накормить. Проблем с курением, пьянкой, наркоманией (мы даже этого слова и не знали) не было. Сейчас эти проблемы в селах есть, и бывая на своей малой родине, я уже не вижу исполосованных лыжными следами горок, с которых мы катались, не вижу натоптанных тропинок вдоль речки, которые разделяют деревню Ельцовку на две половины, где мы ловили пескарей, да и ребятишек стало очень мало. Наше детство было интересным, радостным, хотя зачастую мы были и полураздеты, и полуголодны. Все выросли, многие закончили вузы и нашли свою дорогу в жизни. Я часто думаю над тем, что лучше для человека – пройти в детстве через трудности либо не иметь их? И глядя сейчас на девчонок (не говоря уже о ребятах), которые стаями болтаются по городу с сигаретами в зубах, прихожу к выводу, что лучше, во всяком случае полезнее, наверное, первое.

Счастье и радость в жизни можно познать лишь тогда, когда узнаешь цену куску хлеба. Мы этого хлебнули вдоволь. Но это мое мнение – может, я и ошибаюсь. Может быть…

Виктор САВИН
Барнаул.