Золотое руно Ивана Рыбалко

Он и в свои семьдесят два выглядит молодцом. Строен, подтянут, уравновешен. В прошлом году по просьбе администрации ОАО «Степное» даже подменял одного чабана на отаре. С делом справился, но главное - вновь хлебнул свежего воздуха Кулундинской степи. Той самой - с бескрайними просторами, малыми речушками и озёрами, берёзовыми колками, которую прославил своим коллективом в середине 60-х годов прошлого века.

Первая награда

В 1966 году ему за наивысшие показатели было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда. Было парню тогда всего лишь двадцать шесть лет. А официально зарегистрированный трудовой стаж его к этому времени составлял тринадцать лет. Половину жизни. По рассказам очевидцев, его вначале представили к ордену Ленина. Но первый секретарь крайкома КПСС Александр Георгиев внес свои коррективы: «Он сделал уже немало для страны, а как Герой сделает еще больше», - подвел черту под своей резолюцией. И как в воду глядел. Иван Васильевич стал получать вместе со своим коллективом еще больше ягнят на сто маток. Довел этот показатель до фантастического – по 152 ягненка на сотню. Он не слышал, чтобы кто-то в крае побил этот рекорд. На совещаниях животноводов его спрашивали: «Иван Васильевич, где ты их берешь, этих ягнят?» – «В отаре, их там море. Надо только хорошие кошары строить да труд чабанов и сакманщиков насколько можно облегчать». Что же заставило его, мальчишку, так рано начать работать по-взрослому? «Отца я не помню, - говорит Иван Васильевич. – Мама рассказывала, что ушел он на фронт в первые дни Великой Отечественной войны. Мне не было тогда и двух лет. «Поднял он тебя на руки, - вспоминала, бывало, мама, - долго смотрел в твои глаза, потом по русскому обычаю поцеловал трижды и сказал: «Ну, герой, ты теперь один мужчина остаешься в семье, помогай маме, защищай младшую сестричку…»

Отец погиб в ноябре 1941 года на тульской земле возле деревни Болоховка. Тяжелее всех его гибель переживала мама. От этого удара, от недоедания, тяжелой работы она заболела, да так, что не смогла оправиться и умерла. Мне было тогда всего 13 лет. Сестре и того меньше».

Родился Иван Васильевич и жил до десяти лет в деревне Михайловке Родинского района. Стояла она на берегу небольшой речки Кучук. Эта речка и кормила его, мальца, рыбой, которую он ловил и приносил домой. Но потом по семейным обстоятельствам семья перебралась на один из хуторов овцесовхоза «Степной».

На хуторе Подсобном

«Хуторская система в совхозах сложилась в условиях, когда хозяйствам не хватало ни сил, ни средств для доставки сена – в ту пору основного корма – на усадьбы ферм, и его приходилось скирдовать на месте у хуторов - так описывает свое тогдашнее житье-бытье и начало своей трудовой деятельности уже Герой Социалистического Труда Иван Рыбалко в брошюре «Золотое руно». – Хутор – это овчарня, иногда две, один или два домика, в которых жили семьи овцеводов, колодец с вертушкой, приводившейся в движение быком. Она поднимала наверх трёх-четырёхведерную бадью с водой. Опрокинуть эту емкость в желоб не составляло большого труда, нужна была только сноровка. Лишь таким способом можно было напоить тысячную, а часто полуторатысячную отару. Трудоёмкий это процесс, но делать было нечего, тогда механизированной подачи воды, за редким исключением, не было, поэтому приходилось прибегать к такому дедовскому способу. Правда, он был надёжным и безотказным. В любую погоду, в любое время суток можно было достать воду. Но на некоторых хуторах над колодцами были установлены двигатели, приводившиеся в движение силой ветра. Такие установки давали большую выгоду хозяйству, экономили тысячи киловатт-часов, тонны бензина. Мне кажется, что ветряки, как мы их называли, поторопились списать и предать забвению».

В «Степном» таких хуторов после войны было более двадцати. Один из них и стал надёжным пристанищем для сирот. Он кроме всего прочего имел статус подсобного хозяйства. На нем выращивали не только овец, но и свиней, кур, уток и… овощи. Рабочие с семьями жили здесь же в наспех оборудованных землянках. Строили их просто. В земле копали котлован глубиной около метра. Затем из дернового пласта выкладывали стены высотой с метр. В ближайшем колке рубили берёзы и делали из них стропила, обрешётку крыши. На обрёшетку укладывали хворост, камыш, сверху - толстый слой сухого перегноя и земли. Внутри мазали глиной, и жилье было готово.

Выжить помогал совхоз, его люди. Четырнадцатилетнего Ваню определили на работу в чабанскую бригаду. А сестра оставалась дома, хлопотала по хозяйству. Иван Васильевич считает, что ему тогда повезло на старших товарищей. Бригадой овцеводов, ходивших за маточной ота-рой, руководила со времен войны замечательная женщина Анастасия Ивановна Кострикова. «На первых порах она заменила мне и мать, - признается в своих воспоминаниях Иван Рыбалко. – Забежит, бывало, в землянку: «Ну как вы тут?» - и, ополоснув руки, станет помогать Гале месить тесто. Покажет, как сделать лепешку, старожилы ее называли «перепечкой», поможет борщ приготовить, потом бежит в овчарню. Я знал, как трудно было Анастасии Ивановне, ведь у нее помимо бригадных забот, которых хватило бы на несколько человек, была своя большая семья».

Мудрость аксакала

Своим главным учителем, крёстным отцом в овцеводстве Иван Васильевич считает опытнейшего чабана Айпая Булумбаева, которого на хуторе все звали дядей Андреем. Под его началом и стал он постигать азы профессии. Карасукским трестом овцеводческих совхозов, в который входил и «Степной», руководил в ту пору отставной генерал Соколов. В войну он командовал дивизией, но после тяжёлого ранения вынужден был перейти на хозяйственную работу. Но в овцах разбирался.

Приедет в хозяйство и первым делом требует показать ему отару баранов-производителей. «В ней, как в зеркале, видно все», - говорил он. Осмотром отары Айпая всегда оставался доволен: «Молодец, аксакал! И ты молодец, сынок, старайся и учись у Айпая, он большой мастер».

Но Айпай, умудрённый жизнью, не спешил, не поучал своего помощника. В свободную минуту он просто делился с ним тем, что заставило его крепко-накрепко связать свою судьбу с овцами. «Овечка очень ценное и нужное человеку животное», - рассказывал он в свободную минуту своему юному другу. И, загибая пальцы вначале на здоровой руке, перечислял все ее достоинства. Потом переходил на пальцы руки, искалеченной войной. Так Ваня постепенно узнавал, что только костюмы из тонкорунной шерсти да еще из натурального шелка пропускают ультрафиолетовые лучи и человеку от этого большая польза. И что овце в корм идет более 600 растений, произрастающих в Сибири.

А самое главное – что и отару надо пасти с умом. На пастбище выгонять пораньше, с рассветом. И направлять ее на солнышко. В это время воздух чист и прохладен. Овца охотно пасется. А когда солнце поднимется выше, надо повернуть обратно. Овца будет двигаться в собственной тени, и ей не так будет жарко. Хорошо бы в жаркий полдень загнать ота-ру под навес или в колок. Да кто его построил, этот навес, людям жить негде, нет лишней жердины в хозяйстве?! А березовый колок от избытка аммиака после того, как в нем отдохнут овцы, может захиреть. Как тут поступить? «Решай, Ваня, самостоятельно, - предлагает старый чабан. – Но по совести».

Вот Ваня и думает: сам Айпай ни разу не загнал отару в колок. Так и другие чабаны делают – не идут на сделку с совестью. Но есть и такие, кто не думает, что будет после них. Видел на своем веку и не раз Иван Васильевич сухие колки.

Пять лет проработал он в бригаде Булумбаева, пока однажды на хутор не приехал главный зоотехник совхоза Владимир Полухин. Работой бригады остался доволен. А овцеводы соседней отары расстроили его. Отара в 1100 голов была доведена до истощения. И корма, и вода те же, что и у Айпая, а проку нет. Виновата дружба чабанов с зеленым змием. «Надо менять старшего чабана в соседней бригаде, - поделился своими мыслями молодой тогда еще специалист со старым чабаном Айпаем. – Да где бы взять такого, чтобы дело знал и не пил?» – «Как это «где взять»? А Иван?!» И Айпай так рассудил, что, мол, готов уже Иван к самостоятельной работе.

– Вызвали меня в контору и назначили временно исполняющим обязанности старшего чабана, - вспоминает этот эпизод Иван Васильевич так, как будто было это вчера. – И до самой пенсии проработал в этой должности. Потом дали мне маточную отару…

Молодой чабан в первый же год поправил положение в коллективе. Бригада получила от каждого из 1100 валухов по 6 килограммов шерсти. Результат по нынешним меркам вроде бы и невелик. Но он был выше, чем годом ранее. Через год он еще подрос, а через два приблизился к семи килограммам. Заветной мечтой было тогда у чабанов настричь по 10 килограммов с овцы. Впереди маячил результат 9 кг 316 граммов, который получила бригада Дмитрия Лиханина. Это было наивысшее достижение не только для совхоза «Степной», но и для всей Кулундинской степи.

Маточная отара, которую передали молодому Ивану Рыбалко, была уже 1200 голов и так же истощена, как и отара валухов. И все-таки он взялся за нее. И сразу же бригада с новым старшим чабаном впервые отбила по 98 ягнят от каждой из ста маток – результат выше среднесовхозного. На следующий год получила более 123 ягнят и настригла по 6,2 кг шерсти. О бригаде заговорили в хозяйстве, к ней зачастили корреспонденты районной и краевых газет.

К чему обязывало звание Героя

А в 1966 году она вновь удивила всех, когда получила по 128,3 ягненка от сотни маток. За это члены бригады были поощрены, а старшему чабану Ивану Васильевичу Рыбалко было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он прекрасно понимал, что от него ждут большего, что награда всего лишь аванс. Не давали покоя мысли о том, что старшие и более опытные чабаны могут добиться результата и повыше. Так, Александр Гаврилович Иванченко еще в 1953 году отбил от сотни маток по 137 ягнят. Пятнадцать лет никто в совхозе не мог побить этот рекорд. Надо было получать более 140 ягнят.

Мудрый Айпай, когда Иван поделился с ним своими соображениями на этот счет, похвалил его. И посоветовал ему пойти к старшим по возрасту чабанам, поучиться у них: «И у Иванченко, и у Карпенко, и у Карагужи есть одно преимущество – они владеют мастерством искусственного осеменения овец. А ты – нет. Учиться бы тебе надо, Ваня. Может быть, даже в техникум поступить».

Так и сделал Иван Васильевич. Вскоре и у него в отаре появился пункт искусственного осеменения. Сам он засел за книги, взялся за микроскоп. Результат сказался тут же. В 1967 году бригада получила по 137,5 ягненка от ста маток. Заветный рубеж 140 был уже где-то рядом. Чтобы взять его, готовились основательно. Пошли даже на то, чтобы раньше, уже в самом начале июня, произвести отбивку ягнят и пасти, по сути, не одну, а две отары. Ягнята выросли полноценными и здоровыми. И матки отдохнули, нагуляли жиру.

В 1968 году старший чабан Иван Рыбалко становится студентом-заочником Славгородского сельскохозяйственного техникума. И именно тогда он ставит перед своим коллективом задачу – получить по 150 ягнят. И уже в следующем году коллектив приближается к заветной цифре – 148,6 ягненка. На следующий год этот показатель был повторен, а через год желанные 150 ягнят от ста маток получены. И в 1973 году было отбито уже по 152,3 ягненка от каждой сотни овцематок. В следующем году показатель этот был точно таким же, но при этом и шерсти настригли по 9 кг 100 граммов. А еще поняли, как получать по 10 килограммов и более. И получали.

Что помогало ему тогда? Он и сегодня уверен, что людям его поколения присущи такие черты характера, как коллективизм, доброта, отзывчивость, про которые сегодня все больше забывают. А он вспоминает, что когда его только-только назначили временно исполнять обязанности старшего чабана, то все - от директора и главных специалистов до библиотекаря – считали своим долгом поделиться с ним и своим жизненным опытом, и знаниями. А про коллег и говорить нечего. Ежемесячно в хозяйстве проводились взаимопроверки. Чабаны со специалистами в любую погоду отправлялись по всем хуторам. И у каждой бригады было что перенять и молодому, и опытному чабану.

Люди после тяжёлой, продолжительной войны, после потери родных и близких жадно тянулись друг к другу, проявляли невиданные доброту и бескорыстие. Но Айпай мудростью своей превзошел многих, он делился со своим молодым напарником не только опытом. Была у него в те годы корова, но он купил себе еще одну. И предложил Ивану: «Ты с сестрёнкой ухаживай за ней, корми, пои, дои. И молоко пейте…»

Вырос Иван, жену себе нашёл там же, где родился. Пошёл на посиделки в соседнюю деревню Калиновку, что стояла на реке Кучук. И там одна из девушек по имени Дина сказала подругам: «Ну и красавца нам привели! Мальчишка, казачок какой-то!» «Почему так сказала? А чтобы другие на него глаза не пялили. Он раз пришёл, второй и до сих пор со мной», - говорит Дина Ивановна. Она стала верной подругой, помощником своему Ивану. Всю жизнь проработала рядом. Вместе они вырастили и выучили сына. Но он не пошёл по стопам родителей. У них уже два взрослых внука. И те выбрали профессии далекие от овцеводства.

Однако Иван Васильевич не жалеет об этом. Спокойно пережил он и бремя славы, которое обрушилось на него в молодые годы. Его выбирали и делегатом партконференций, и 26 съезда КПСС, и депутатом Верховного Совета РСФСР.

Встречался и с выдающимися личностями современности – космонавтами, учеными, руководителями края, страны. Был в составе делегации в Монголии. А при подведении итогов соревнования в крае вручал лучшим овцеводам премию, учреждённую в его честь. Но остался всё тем же заботливым и отзывчивым человеком. После того как его проводили на пенсию, не замкнулся в личном мирке, помогал своей бригаде проводить искусственное осеменение.

Сегодня он входит в состав совета старейшин при губернаторе края. И его очень волнует судьба его родного хозяйства и той алтайской мериносовой овцы, которую родинские овцеводы возвели на пьедестал. Радует то, что нынешнее поколение овцеводов даже в непростой ситуации, когда упал спрос на мериносовую шерсть, нашло выход и даже вывело две новые породы – одну мериносовую, другую – мясного направления…