«ФИЗИОНОМИЯ БАРНАУЛА РЕЗКО ИЗМЕНИЛАСЬ»

Дожив до 77 лет, «бочкарь» Барнаульского сереброплавильного завода Аким Мальцев одряхлел и обессилел – ноги не держали. К тому же он совершенно оглох. Только после этого его уволили от службы.

И вот так, до полного износа, полной потери трудоспособности вкалывали (по 12 часов в сутки) на барнаульском и прочих алтайских заводах Кабинета мастеровые. По крепостническим законам – «вечные работники». Они «отбывали работы», говорилось в «Кратком историческом очерке Алтайского округа» (1747-1897 гг.), «на заводах с плавильными печами, переход от которых на 40-градусный мороз давал большую заболеваемость воспалением легких, катарами и пр.».

Лишь уже фактически на излете крепостничества горно-заводское начальство сподобилось наконец установить мастеровым фиксированный срок службы – 35-летний. Затем его скостили на 10 лет для категории мастеровых, набранных из рекрутов (приписных крестьян, зачисленных в «непременные» работники).

Еще в бытность Андреаса Беэра, первого командира Колывано-Воскресенских заводов, на Алтае дал ростки военно-горный строй. Один из преемников Беэра – Г. Качка в 1785-м распорядился выбривать полголовы у тех «вечных работников», кто ударялся от беспросветной жизни в бега. Если бы только на цирюльне замыкалось воздействие…

Мастеровых, приравненных к военнослужащим, наказывали за «строптивость» по военному суду: батогами (толстые прутья), кнутами, плетьми, тюремными сроками…

В барнаульских кварталах гнездилось до 20 будок с караульными, стража дежурила денно и нощно. Короче, в крепкой узде держала столицу округа да и другие его населенные пункты горная бюрократия.

Что в сибирских Афинах великого путешественника восхитило, а что – насторожило

После отмены крепостного права (1861 г.) алтайская администрация всеми правдами и неправдами пыталась сохранить кадры мастеровых, фактически привязав их к заводам системой отработок. Не мытьем, так катаньем…

Округ вроде как расставался с военно-горным строем, но рецидивы его еще крепко били по «низам». Мастеровых за «проступки» все так же могли высечь розгами, рабочий день остался прежним, 12-часовым.

На старых запасах руды и древесного угля здешние заводы еще сколько-то лет продержались на уровне, установленном кабинетским начальством, – выдавали все те же 1000 пудов серебра в год.

В 1868-м округ посетил – в кои веки! – один из императорских величеств Великий князь Владимир (третий сын Александра II) со свитой. Столичной знати устроили экскурсию на барнаульский завод, Зыряновский рудник (ставший главной рудной базой вместо опустошившегося Змеиногорского)…

Видимо, молодой сенатор (Великий князь тогда только-только разменял третий десяток) по возвращении обрисовал батюшке – самодержцу Алтай горно-металлургический не иначе как в радужных тонах. Во всяком случае, следом никакие проверяющие из петербургского ведомственного руководства в округ не нагрянули. И вообще почти за 30 лет, с 1855-го (а до этого округ был четверть века на аренде у Минфина) по 1882-й, сюда не ступала нога чиновника из Кабинета. Как будто не было для этого никаких оснований!

…Петр Семенов-Тян-Шанский, перезимовавший в 1856-57 годах в Барнауле, лестно отозвавшийся о нем как о сибирских Афинах, особенно восхитился сценическими дарованиями местных горных инженеров (по совместительству – актеров любительского барнаульского театра, построенного еще в 70-е годы XVIII века на Петропавловской улице).

Вместе с тем великого путешественника и географа насторожило, что «все это интеллектуальное культурное общество» жило не по средствам, «пользовалось доходами, законами не установленными».

Тайный заговор инженеров

Потрясшие российскую общественность сенсационные факты – как элита округа «пользовалась доходами, законами не установленными», выплеснулись на страницы оперявшейся сибирской прессы! Мимо этой темы не мог пройти и такой патриот Сибири и знаменитый идеолог областничества, как Григорий Потанин:

«Раз в год, - пишет он в одной из своих статей, - начальники заводов, рудников и золотых промыслов собирались в Барнауле и составляли горный совет, на совещании вырабатывались сметы на предстоящий год горных работ и сметы повинностей, налагаемые на крестьян. Совещания эти были не что иное, как тайный заговор инженеров для обкрадывания казны и обирания сельского населения».

Действовали «заговорщики» по накатанной схеме: в годовую смету закладывали липовые расходы – якобы на геологоразведку, заготовку угля и т. д. «Выручка» от приписок распределялась между горной элитой по «коэффициенту», в зависимости от занимаемых должностей. Использовали и другие варианты «хищничества», позволившего иным местным шишкам сколотить целое состояние. Честных горных инженеров, не желавших принимать правила игры, ущемляли в заработке и вообще всячески подталкивали к тому, чтобы собирали чемоданы и катили на все четыре стороны.

На спасение «утопающего» Алтайского горно-металлургического комплекса и борьбу с окопавшимися там казнокрадами был брошен коллежский советник Николай Журин, один из лучших отечественных горных инженеров. Сопровождавшиеся разгуляем на широкую ногу горные советы, «вырабатывавшие» дутые сметы, ушли в прошлое. Команда уральских специалистов, прибывших вместе с Журиным, энергично взялась за масштабную модернизацию барнаульского и других заводов округа. Но императорский двор не желал и дальше тратиться на убыточное для него алтайское сереброплавильное производство и вскоре приступил к его ликвидации.

Жаль, подвела погода…

Большинство алтайских металлургических заводов закрыли в бытность министра императорского двора Иллариона Воронцова-Дашкова. В 1897-м он был освобожден от министерской должности и назначен членом Госсовета. И как раз в это время на Алтае побывала старшая дочь Иллариона Ивановича Софья – вместе со своим супругом Елимом Демидовым, князем Сан-Донато. В бывшие демидовские края (поохотиться на диких баранов – аргали, что тогда не запрещалось) супружеская чета прибыла из Лондона, где глава семьи находился на дипломатической службе.

Насколько важной персоной был князь, следует из того, что на маленькой третьеразрядной станции Обь (ворота из Западной Сибири в Восточную), куда супругов привела новенькая трасса Транссиба, их встречали наиглавнейшие люди в этой дальней сибирской стороне, два генерала – томский губернатор Ломачевский и начальник Алтайского горного округа Болдырев.

От станции Обь высокие гости поплыли в Барнаул на «пароходике», прошли у Новониколаевской (будущий Новосибирск) под железнодорожным мостом, восхитившим Елима своей металлической громадой (барнаульского моста через Обь тогда еще не было и в помине).

У хлебосольного Василия Болдырева в его генеральском особняке Софья и Елим прожили три дня. Как вспоминал потом князь, все это время «погода стояла холодная и дождливая», из-за чего супруги ограничились только посещением краеведческого музея. Барнаул так толком и не осмотрели. А жаль! Интересно было бы прочесть в мемуарах Елима, какое впечатление произвела на него окружная столица (основанная его прапрапрадедом Акинфием Никитичем) в конце XIX столетия.

Что ж, почерпнем сведения из других источников.

Из вышедшей в начале ХХ века книги П.Турчанинова «Люди и порядки за Уралом»:

«В настоящее время физиономия Барнаула резко изменилась. Теперь это чисто торговый, земледельческого типа город Сибири, соперничающий с Томском и быстроразвивающийся. Улицы города прямолинейны, широки, но мало замощены. Грунт песчаный и большой грязи здесь не бывает. Освещение в центре города электрическое».

«Адрес-календарь Барнаула на 1910 год»:

«И теперь Барнаул по справедливости считается одним из самых богатых городов Западной Сибири. Многомиллионная торговля хлебом, обширный масляный рынок, широкоразвитое производство шуб, известных под именем «барнаулок», валяной обуви и др. все двигает и двигает Барнаул вперед».

За что наказали ученика Брынгалова

12 ноября 1897 года на педсовете Барнаульского горного училища его директор, действительный статский советник Константин Рябинин озаботился досугом учащихся, которые «принуждены днем все свободное от занятий время употреблять на бесцельное брожение по улицам города, посещать квартиры родственников и знакомых и при полной бесконтрольности в данном случае заводить даже и нежелательные знакомства». Альтернативой этим «ненормальным явлениям», заявил директор, могли бы стать «игры с беганьем на открытом воздухе», а посему он «желал бы устроить на училищном дворе каток и горы для учащихся».

Педсовет единодушно поддержал директора. И со следующего года в расписании училища (уже получившего статус реального) прочно утвердились занятия по гимнастике, то есть физкультуре. Правда, оценки на этих уроках не ставили (тогдашнее министерство образования ничтоже сумняшеся не считало уроки физкультуры учебной дисциплиной), но посещать их в училище надо было в обязательном порядке. И попробуйте на этих занятиях проказничать! Уже вскоре на педсовете обсуждалось поведение ученика Брынгалова, «который, несмотря на замечания преподавателя, дурно вел себя на уроке гимнастики, за что был оставлен после уроков в училище на полтора часа».

Старейшая в городе Демидовская площадь – это и был, собственно, «училищный двор». Появлявшийся здесь каждую зиму (с 1898-го) ледовый каток для «реалистов» стал и общегородским. В феврале 1911-го на Демидовской состоялся первый чемпионат Барнаула по конькобежному спорту, «призы выдавались за скорость и выделывание фигур».

Так что «физиономия» Барнаула менялась и в отношении его спортивности!

(Продолжение следует).