ВОЕНВРАЧ

В детстве Сергей Разумов не собирался носить погоны. Но судьба распорядилась так, что ходить в военной форме ему пришлось до самой пенсии, только с алыми погонами майора медицинской службы.

Полковая медицина

После школы Сергей поступил учиться в Горьковский медицинский институт. Госэкзамены сдавал в июне 1942 года. Уже год шла война, немецкие самолеты прилетали бомбить Горький, куда эвакуировали тысячи москвичей, и он с другими студентами дежурил на крыше, тушил «зажигалки». После выпуска сразу призвали в армию. 1001-й стрелковый полк 279-й дивизии формировался тут же, под городом Горьким. Разумов ходил в штатской одежде, пока не попался на глаза командиру полка: «Что за непорядок? Немедленно получите обмундирование!»

– Выдали мне форму и ботинки с обмотками, а я не знаю, как их наматывать. Обменял новые ботинки на старенькие сапоги, но военным себя совсем не чувствовал. Никак не мог привыкнуть к тому, что старших по званию надо приветствовать. Увидев офицера, старался просто скрыться в подворотне.

К осени дивизия оказалась на Калининском фронте, вступила в ожесточенные бои за город Белый, несла большие потери. Раненые поступали на полковой медицинский пункт (ПМП) и попадали в руки молодого врача. Он оказывал первую медицинскую помощь, делал мелкие операции, перевязывал, накладывал шины. Затем раненых отправляли в медсанбат, где ими занимались хирурги, и дальше – в госпиталь на долечивание. Бои продолжались много дней. Сергей Васильевич вспоминает, как наш механизированный корпус попал в окружение (прорвал оборону немцев и углубился к ним в тыл, но тут кольцо замкнулось). Горьковскую дивизию отправили им на выручку.

Когда разорвали кольцо окружения, раненых в медпункте заметно прибавилось. Их было так много, что работали круглые сутки, без перерыва.

31 декабря 1942 года 279-ю дивизию направили на помощь Сталинграду. Погрузили солдат в эшелоны, но пока ехали, приказ изменили. Высадились в Донских степях и отправились пешком на юг.

В итоге оказались под Ворошиловградом, отмахав почти 800 километров, и с ходу вступили в бои за его освобождение.

– Фашисты непрерывно нас бомбили. Их аэродром был рядом, за горой. Чтобы психологически подавить, бомбардировщики прилетали с немецкой пунктуальностью – каждый день ровно в пять часов вечера. Мы уже ждали налета. Раненые опять пошли потоком, – вспоминает Сергей Васильевич. – Судьба меня хранила, такие бомбежки и артиллерийские обстрелы пережил, а ни разу осколком не задело.

Поворот судьбы

После освобождения Ворошиловграда дивизия двинулась на Запорожье, а Разумова отправили в Москву, в главное санитарное управление.

– Это уже был конец 1943 года? Как Москва выглядела?

– Снегу еще не было. Везде светомаскировка, исторические памятники и звезды на башнях закрыты, в небе – аэростаты. Я попал на совещание главных эпидемиологов военных округов и дивизий, послушал лекции и получил направление в свою часть. Нашел штаб фронта: «Ваша дивизия в другом месте, мы вас туда направить не можем». – «Скажите, где, я сам туда доберусь». – «Это – военная тайна». Инспектор по кадрам попался упертый. Три дня к нему ходил, продуктовый паек закончился, а моя судьба все не решалась. Наконец он предложил: «Желаете поехать начальником поликлиники лагеря военнопленных? Должность лечебная». Согласился. Прибыл в город Тирасполь на Западной Украине. Лагерь там только формировался, пленных еще не было. Случайно узнаю, что на мое место просится женщина. Уступил, а сам отправился в соседнее село Цуклея на сборный пункт военнопленных 3-го Украинского фронта. С тех пор моя судьба и сделала крутой поворот.

Сборный пункт был рассчитан на полторы-три тысячи пленных, а после Яссо-Кишиневской операции у нас их собралось 60 тысяч! Начальник пункта схватился за голову, бегал, кричал: «Меня расстреляют!» Их же кормить, поить надо, а ничего нет. Приходит партия в десять тысяч человек, конвоирам говорят: «Вот вам место (под открытым небом, конечно), размещайте их и сами охраняйте». Тут уже я схватился за голову: половина пленных подхватили дизентерию – по дороге пили воду из луж. Пришлось рыть специальные траншеи, чтобы всю территорию не запачкали, изобретать укрепляющие отвары. Положение было сложное, пока из Москвы не прибыл полковник медицинской службы, который привез с собой камеры для дезинфекции, организовали санобработку пленных. Стали их мыть, проверять, здоровых отправлять эшелонами дальше. Остальных лечили на месте.

Но как накормить столько народа? Положение спас замначальника сборного пункта. Он связался с Тирасполем, где уже установилась советская власть. Там выделяли хлеб для пленных. Городская пекарня работала только на них. 60 тысяч человек, если каждому по полкило на день, представьте, сколько булок надо! А поить их водили к реке партиями по тысяче человек. Недалеко Днестр протекал, только по воде часто трупы плыли, бои-то продолжались. В части продуктов не осталось, кроме пшена. Варили из крупы то кашу, то суп. Хорошо что была осень: кругом сады, жителей нет, а фрукты разные спеют. Вот мы ими свой рацион и разнообразили.

Когда всех пленных распределили и отправили, сборный пункт перевели в Румынию. И тут Разумов сам заболел желтухой. Становилось все хуже и хуже, наших госпиталей поблизости нет. Обратился к коменданту города Галац, тот направил больного в частную еврейскую больницу. Лечить там особо не старались, тогда еще считалось, что болезнь Боткина не инфекционная, просто задержка желчи. Поэтому с одним раненым моряком Сергей свободно ходил по городу. Когда стало лучше, догнал свою часть.

От Румынии до Венгрии

До конца войны Разумов оставался в сборном пункте военнопленных, который двигался вместе с фронтом. Когда оказались на границе Румынии с Болгарией, проходившей по реке, расположились по обоим берегам. С утра военврач осматривал заболевших пленных в Болгарии, проводил санобработку, во второй половине дня – в Румынии. Частенько, чтобы не курсировать порожним, ему поручали конвоировать пленных с одного берега на другой.

К весне 1945 года часть обосновалась в венгерском городке Бая. В сборном пункте опять собрали 60 тысяч пленных. За медикаментами для них Разумов несколько раз ездил в штаб фронта, расположившийся в австрийской столице – Вене. 8 мая он дежурил по части, перед полуночью обошел все посты.

– Только возвратился, влетает заместитель начальника лагеря, вид озабоченный, кинулся к приемнику, стал крутить ручки. «Что случилось?» – «Выйди на улицу, посмотри, что творится!» А там стрельба кругом, трассирующие пули вверх летят. Подумал, что началось новое наступление. А тут кричат:
«Война закончилась!» У меня был с собой пистолет, но стрелять не стал.

Кто-то уже по домам собирался, а в сборном пункте – еще 60 тысяч пленных. Приказ: готовить к отправке в Россию только здоровых, остальных лечить. Значит, нужно было осмотреть каждого, на это ушло несколько месяцев. Постепенно лагерь пустел. Наконец оставшихся румын, итальянцев и представителей других национальностей, кроме немцев, приказали отпустить по домам. Сергей со дня на день ждал демобилизации. Но до весны 1946 года их часть простояла в Румынии, а потом сборный пункт вместе с несколькими десятками пленных отправили эшелоном в Алма-Ату. Разумова опять не отпускают: «Поработай еще годика два, когда отправим последних пленных, тогда и на гражданку». И перевели в Лениногорск. Там в лагере содержались японцы и немцы. Их тоже надо было лечить.

– Сергей Васильевич, как вы с ними общались?

– К тому времени пленные, которые приходили на прием, уже понемногу говорили по-русски, когда нужно было, звал переводчика. Среди японцев и немцев тоже были врачи, которые лечили своих. Немцы, между прочим, часто сетовали, что их предали румыны. Через два года меня из Лениногорска перевели в Усть-Каменогорск. Я тогда еще не успел жениться.

Семья

– А где вы свою Валентину встретили?

– Я – из Ярославля, она тоже. Наши матери вместе работали и дружили между собой. В 1950 году поехал в отпуск. Мама и познакомила меня с дочерью подруги. Валентина окончила мединститут и уже работала врачом-инфекционистом. Мать знала ее с детства и нахваливала: «Хорошая девушка, характер мягкий». Когда поженились, увез Валентину с собой в Казахстан. Ей тоже пришлось надеть погоны, она у меня капитан медицинской службы.

Шли годы, военнопленных стали отпускать по домам, лагерь закрылся, Разумова перевели на работу в следственный изолятор системы МВД, где ему пришлось задержаться на два десятка лет. Сергей Васильевич следил за инфекционной обстановкой (было много туберкулезников), за питанием подследственных (в рамках положенного им пайка), за чистотой одежды и постельного белья. С заключенными он ладил, относился к ним как к обычным больным, за это его уважали. У кого ангина, зуб болит, палец нарывает, подвернул ногу, оказывал первую медицинскую помощь. А если болезнь посерьезнее или требовалась операция, отправлял в больницу. Но встречались и симулянты, которые имитировали болезнь или глотали гвозди, иголки, вскрывали вены. Таких спасали и потом отдельно разбирались. Дома подрастали две дочки – Лариса и Ирина. Свободное время всей семьей проводили на даче, ездили отдыхать на природу. Сергей Васильевич любил фотографировать, и теперь дома хранятся стопки фотоальбомов, где все молодые. Достигнув пенсионного возраста, он еще восемь лет работал по медицинской части в системе МВД, но как гражданское лицо. Тогда еще существовали ЛТП – лечебно-трудовые профилактории, где пациентов пытались вылечить от пристрастия к спиртному.

Сейчас все живут в Барнауле. У дочерей свои семьи. Дед с бабушкой гордятся подрастающими внуками. В этом году у Разумовых две круглые даты: 60-летие со дня свадьбы Сергея Васильевича и Валентины Анатольевны и 90-летие главы семейства, которое они дружно отметили 14 августа, получив множество поздравлений.