Животновод из Алтайского края рассказала о своей интересной жизни

Жительница Стан-Бехтемира Бийского района Фаина Черевач – человек, у которого две родины. Первая – село, в котором родилась, выросла и живет. Вторая – Ленинград, откуда в 1941 году на Алтай приехали ее родители. На днях у «АП» появился повод, чтобы побывать в гостях у Фаины Михайловны. В числе других пяти знатных животноводов края она удостоена звания лауреата премии «За верность профессии» имени Евдокии Бабич и Анны Дробот.

Семейные тайны

– Я колхозница, из колхоза и на пенсию ушла. Ребенок войны, ветеран труда, как и многие мои ровесники. Все как у всех, особо и рассказывать-то нечего. Когда нынешний руководитель хозяйства Николай Семенович Климов мою кандидатуру на награждение представил, обрадовалась, конечно, хотя и удивилась, – скромничает женщина, чья семейная история заслуживает отдельной статьи.

Ее родители, Анна и Михаил Ли-У – блокадники, спасенные из осажденного города. Приехали в начале Великой Отечественной на Алтай и обосновались в Стан-Бехтемире. Старший их сын Слава оставался всю войну в Пскове, у родни, а Фаина уже здешняя, алтайская, в 1944-м родилась. Мама и папа мало о себе рассказывали, так что и по сию пору биография рода – сплошные белые пятна для пенсионерки. В советское время не принято было родословными заниматься, а позже уже не осталось никого, кто мог бы рассказать.

Так, сплошная терра инкогнита – судьба отца, Михаила Ивановича по паспорту. Но фамилия его указывает на принадлежность к древнему китайскому роду, он и был китайцем, приехавшим еще до войны в Советский Союз из Поднебесной, где оставались братья. Сейчас можно лишь предполагать, в какую из нескольких переселенческих волн. Первая случилась после поражения Кантонского восстания, вторая – во время конфликта на КВЖД, третья – в период оккупации Маньчжурии японскими войсками. Все три датируются концом 20-х – 1931 годом ХХ века, и любая версия может быть истинной, поскольку старший сын интернациональной семьи Ли-У к началу Великой Отечественной был уже подростком.

В 80-е Фаина Михайловна с мужем и старшей дочерью Ларисой побывали в Ленинграде, но дома, в котором жили родители, не нашли. Возможно, это объясняет тот факт, что после войны они не стали возвращаться в город на Неве – некуда было. Так и остались на Алтае.

То, что по сердцу

В колхоз имени Калинина она пришла пятнадцатилетнией девчонкой после семилетки, и нет такого звена в животноводстве, в котором бы не работала Фаина Михайловна за сорок лет колхозного стажа – птичницей, свинаркой, дояркой, когда доили еще вручную и на себе бидоны с молоком носили, и, наконец, оператором машинного доения. 

Молодую передовичку колхоз отправлял высшее образование получать, на ветврача учиться, да не могла она маму надолго оставить, у той было больное сердце. 

В 48 лет женщина овдовела. Муж, Алексей Ильич, шофер и тоже колхозник. Новых попыток устроить личное счастье Фаина Михайловна не делала. Из-за детей. Берегла их души. Не хотела, чтобы расстраивались из-за «чужого дяди» в отчем доме. Сын Сергей на тот момент в армии служил, дочь Лариса уже замуж вышла.

А горечь потери сублимировала в работе. И сейчас, когда уже почти четверть века на пенсии, она легко увлекается, едва разговор заходит о животноводстве: 

– У нас в хозяйстве высокоудойная черно-пестрая порода была. Мы старались сохранять коров и их продуктивность, ведь от этого напрямую зависела наша зарплата. Но того уровня, что есть сейчас, не достигали. «Трехтысячницы» в наше время считались рекордсменками, а сейчас в год от коровы и 10 тысяч литров надаивают и никого это не удивляет. 15-16 литров в день давали самые молочные, а теперь и до 50 доходит. Самая большая группа в мое время – 45 голов, сейчас по 70–80 набирают. Красивые цифры, конечно, но ведь и животные при таком интенсивном производстве быстро уходят, выбраковываются. Такое механизированное отношение к ним мне не по душе. Я помню, как у нас начиналась дойка. Угостишь буренку, на ушко ей пошепчешь, бока почешешь – иначе она тебе еще и не все молоко отдаст.

– Фаина Михайловна, а какой тогда ваша зарплата была?

– Высокой, даже по сравнению с городом, 250–300 рублей в месяц. Но я набирала первотелок, раздаивала их, и мой заработок до 450 поднимался. Мы хорошо тогда жили, достойно. Я ведь и дома коров держала. Сейчас, правда, силы уже не те, из живности на дворе остались только индоутки, кролики да кошки. Иногда скучаю по работе, и если бы не возраст, пошла бы снова на ферму, пожалуй. Сейчас ведь там одно удовольствие работать. Все современное, высокий уровень автоматизации, сухо, тепло, чисто, и молоко само по молокопроводу течет.

День выдался погожим, и хозяйка дома повела нас во двор, показать «достопримечательности». Небольшую тепличку – в ней она раннюю зелень выращивает, внуков побаловать. Одна беда, рассыпался в труху старый поликарбонат, а за два листа нового, резко подорожавшего, пришлось около 4 тысяч рублей отдать.

– «Золотые» огурчики будут в этом году, однако, – посетовала пенсионерка, но тут же и преобразилась: – Зато смотри, как природа просыпается. И вода у нас тут целебная, «Серебряный ключ». Слышали, наверное? И солнышко. И бор вокруг. И Бия, ничем не хуже Невы. Благодать, которую в другом месте и не сыщешь.