Всё «первое» было в Сибири. Евгений Гришковец провел творческий вечер в Белокурихе

В своем выступлении он поделился забавными наблюдениями о родной для него Сибири и самыми нежными чувствами к ней.

Творческая встреча писателя, драматурга, актера, режиссера и продюсера состоялась в день открытия представительного кинофорума «Новый вектор. Сибирь», на котором обсуждали, как развивать игровое и документальное кино в регионах. Один из проектов, которые планируют снимать на Алтае, связан как раз с именем Гришковца. О намерении сделать некий киноальманах по его рассказам сообщил генеральный продюсер компании R-media Альберт Рябышев.

А мы публикуем яркие выдержки из выступления писателя.

Южнее Москвы

– Я сейчас извиняюсь за свой внешний вид, – сказал Евгений Валерьевич, одетый в спортивном стиле. – Но у меня есть оправдание: я сюда прилетел за свой счет! Со всем семейством. Дело в том, что каждый год мы обязательно приезжаем на Алтай, на Телецкое озеро.

Родился я в 1967 году в городе Кемерово и уехал оттуда не как обычно делают знаменитые сибиряки – не в 17–19 лет поступать куда-то, чтобы уже никогда не вернуться, нет, я там прожил 32 года. А в город Белокуриха я впервые приехал, когда мне было четыре года, потому что здесь есть улица Чернявского, почетного гражданина города, это мой дед. Ну, не прямой дед, я его внучатный племянник. Все самое прекрасное в Сибири, самое жизнерадостное, веселое, вкусное и чудесное для меня с детства было связано с Белокурихой. Покидая Сибирь, мы сюда приехали с женой, которая тогда была беременна нашей первой дочерью, есть чудесная фотография. С тех пор я здесь не бывал и вот приехал, здорово.

Сибирь… Сибирь – это не место. Я вообще не могу понять, что это за место. Вот мы говорим «в Сибири» – это где? Тюмень – определенно Сибирь, Челябинск и Екатеринбург –  это уже определенно Урал, а между этими городами 350 километров. Иркутск – еще Сибирь, Чита – уже Забайкалье. Где это начинается и где заканчивается?

Все полагают, что я родился сильно севернее Москвы, а я родился южнее Москвы, но у нас холоднее. И когда говорят: «Ну, у вас же там холодно», я отвечаю: «Да, холодно, и это прекрасно. У нас долго холодно, вот в чем дело». Когда уезжал из Сибири в 98-м году, я сказал себе, что не буду больше носить меховую шапку и подштанники. И я это четко исполняю. Даже если еду в Норильск.

Вот я живу 25 лет в Калининграде. Для калининградцев минус 15 – катастрофа. Я объяснял одному человеку, что вот был сейчас в Кемерове, там минус 45, а он даже не понимает. Он так робко: «У вас же там мороз сухой?» Я говорю: «Ты дурак? Когда ты летишь из Калининграда до Москвы на высоте 10 тысяч метров в минус 45, как там может быть влажно?»

Люди застенчивые

– Сибирь – это не место, это родина. У меня все «первое» было в Сибири. В Калининграде есть университет имени Канта. Но я же знаю, что в Томском университете образование намного лучше! И в Новосибирском университете. Где границы Европы в этом смысле? Я окончил филологический факультет Кемеровского государственного университета. На первом курсе в 1984-м году меня за мою маленькую курсовую работу посылают в Тарту, и там я читаю ее перед Лотманом. Такое образование мы получали здесь.

Мой сын, которому 19 лет, учится уже в Москве. Он не раз говорил, что мы сибиряки. В кругу своих друзей: «Я сибиряк». Но он родился в Калининграде! Я спросил, когда ему было 16 лет, почему он так говорит. Он ответил: «Пап, я чувствую, что мы живем другим укладом, чем окружающие нас люди в Калининграде. Мы семейственные, друг за друга держимся. И еще я вижу, как ты принимаешь решения – мгновенно, пусть даже неправильные, и потом на них настаиваешь». И после этого он сказал: «Я хочу точно также».

Любовь сибиряков – это всегда поступки. Для того, чтобы стать человеком, который может ставить спектакли в МХТ им. Чехова или писать пьесы для известных артистов, нужно приложить много усилий. И очень сильно любить. И очень сильно верить в себя. А сомнений же много, сибиряки – люди застенчивые…

В родном краю

– В школьные годы я был влюблен в двоюродную сестру моего одноклассника. Я был парень с окраины, а она училась в первой школе в центре, очаровательная абсолютно барышня. И в 1984 году мы поехали, чтобы посмотреть, как поступить в Томский университет. Для кемеровчан Томск – это такой сибирский Санкт-Петербург. А томичи относятся к кемеровчанам, как эльфы к гномам: «Ну, вы там роетесь, засоряете речку Томь, и все течет к нам». А у них старинный город, университет...

Мы ехали в поезде. Впервые в жизни я был в ситуации: купе, очаровательная барышня спит, а я на нее смотрю. Я был влюблен абсолютно. Ну, в Томский университет я не поступил, у меня не было шансов. А она, Лена, поступила. Училась математике и кибернетике. Потом меня забрали служить на флот на три года. Вернулся и узнал, что она не окончила университет и уехала в Москву. Вроде поступила во ВГИК. Потом я влюбился, женился на своей жене и как-то все это забыл. Проходят многие годы. Во Франции встречаю случайно режиссера Чухрая, он говорит: «Я сейчас монтирую фильм «Водитель для Веры», снимал двух кемеровских кренделей – Андрюшу Панина и Алёну Бабенко, она говорит, что знает тебя». А я не знаю никакой Алёны! Прихожу на премьеру, а это она, мы не видались с 84-го… А когда ехали в Томский университет, даже не думали о кино. Или, точнее, думали, но как о чем-то чудесном и несбыточном, для чего нужно проделать огромную работу.

Важно, конечно, чтобы у нас была возможность снимать фильмы здесь. Чтобы не нужно было становиться Ломоносовым, куда-то идти пешком. Чтобы можно было получить образование и радоваться жизни здесь, в своем родном краю.

Чудесное настроение

– Мы снимали фильм «Сатисфакция» в Иркутске 14 лет назад. И я помню, как только снимается какая-то локация, тут же местные люди несут клубнику, еду какую-то, просто готовы комаров от нас отгонять, чтобы посмотреть, как снимается кино. Там были страшные дожди, а нам дали четыре дня съемки в строящемся торговом центре. И вот у нас остается один день, свет уходит, а рядом церковь, и начали бить в колокола. Я сбегал с батюшкой поговорил, чтобы не били. Можно об этом договориться в Сибири!

О чем бы я ни писал, я все равно описываю и погоду, и запахи, и ощущения прихода зимы и весны, связанные с Сибирью. Все главное произошло здесь. Родной город Кемерово – то место, в которое я очень хотел вернуться со службы. И ни из какого города я так не хотел уехать. А когда уехал, понял, что тоскую. И если снится какая-то городская среда, пусть даже фантастическая, понимаю, что это в Кемерове.

А еще наши люди. Ровно год назад, 31 числа, прилетел в Горно-Алтайск, и мы поехали на Телецкое озеро. А погода была – минус один, яркое солнце, сосульки. Едем, открыли окна, вдыхаем этот подтаявший снег. Заезжаем в деревню – собаки бегают веселые, не попрошайничают, а просто хотят общаться. И я иду к магазину с чудовищным названием «Мария-Ра», а из него выходит парень лет тридцати. Два часа дня, и у него чудесное настроение. На затылке формовочка новая, ватничек расстегнутый, тельняшечка, шарфик лохматый – красный с зеленым. И видно, что он остограммился в этом магазине. Сейчас покурит и вернется разговаривать, впереди у него весь день. И он закуривает, выпускает дымок, смотрит, как он уходит в небо, и тут я иду. И он делает так рукой с сигаретой и говорит: «Погода – Версаче!» Мы потом рассуждали, какой еще может быть погода. «Гуччи»? Уже нет. «Дольче и Габбана»? Не работает. Вот откуда это «Версаче»? Почему?