В Барнауле в галерее «Республика ИЗО» идет выставка «Сибирский андеграунд»

Если бы эту выставку увидел Хрущев, он бы, наверное, тоже приказал пригнать бульдозеры. Черное полотно с белой дугой называется «Пейзаж». Причудливая игра красок и геометрических фигур называется «Без названия». Белые странные стебельки с шариками наверху, написанные опять-таки на глубоком черном фоне – «Испарения». В общем, как на такой выставке без бульдозера?

Нынешняя выставка – как роман Дюма про мушкетеров – 20 лет спустя. В 1992 году выставка «Сибирский андеграунд» наделала в Новосибирске шуму. В те времена из «подполья» – так переводится «андеграунд» – выходило самое разное искусство. Не то чтобы на него тогда был большой спрос – но хотя бы имелся к нему интерес. Прошло 20 лет, и «в то время как в Москве и Петербурге андеграундное искусство давно стало предметом изучения и коллекционирования – организуются выставки, пишутся статьи, издаются книги, а на арт-рынке идет борьба за художественное наследие, – в Сибири наблюдается некая пауза, связанная и со сменой эпох, и с уходом из жизни ряда ярких представителей сибирского андеграунда», – написал в аннотации к выставке ее куратор Владимир Назанский.

Андеграунд, искусство из подполья, пик своей славы пережил. Его не слишком понимали и прежде, но на него была мода. Теперь моды нет. А как способ самовыражения художника и самопознания зрителя андеграунд для многих, мягко говоря, тяжеловат. Искусство требует сопереживания. Соцреализм приучил зрителя понимать картину как письмо, рассказ, повесть. Андеграунд – это сон, который еще надо истолковать. Соцреализм предлагал зрителю созерцать, андеграунд требует от зрителя душевной работы, без нее обмена энергиями не происходит.

Между тем от картин и в самом деле исходит странная энергия. Тот же самый «Пейзаж» Зинаиды Рубан завораживает. По большому счету на полотне просто ничего нет, вообще ничего – черный провал прорезан узкой белой дугой. Но через минуту кажется, что это свет, пробивающийся сквозь едва разомкнутые веки. Или – самое раннее солнце, встающее над горой. Или – ночь и загадочно освещенный чем-то горизонт.

«Желтая трава» Николая Мясникова тянет к зрителю свои паучьи лапки. От этой работы хочется отойти – вдруг эта трава выползет из-под стекла? И в то же время хочется подойти поближе, чтобы понять: как же это так нарисовано, что трава кажется пергаментной, сухой и в то же время такой живой?!

В «Палате № 6» Леонида Иванова лежат, стоят, читают люди – условные люди в условной палате. Они ничем не похожи на сумасшедших – хотел ли художник сказать этим, что мы все в палате № 6? Или что палата № 6 не так страшна, как ее малюют? «Милицанер» Александра Краснопеева – размытое цветное пятно, в котором едва-едва угадываются фуражка, портупея, желтое лицо. И вдруг понимаешь, что не милиционера написал Краснопеев, а запечатлел то, как мгновение остановилось у него в голове: нечеткий, условный, прозрачный и призрачный мир.

Искусствовед Анатолий Заславский написал о Краснопееве: «Он двигался от живописного восприятия действительности, насыщенного плотным цветом и глубоким психологическим содержанием, ко все большему обобщению формы и, соответственно, углублению содержания. Покрытая цветом плоскость постепенно становилась для него сама по себе, без всяких конкретных реалий, пронизана такой исчерпывающей информацией, что было непонятно, как он к этому пришел. Очевидно, что его ум и душа изначально были готовы к таким решительным обобщениям».

Николай Мясников, автор не только картин, но и небольших рассказов, написал в своей книжечке о себе, своих товарищах и о том, как на них смотрит окружающий мир: «Когда потрясенный зритель стоит перед холстами Краснопеева, мохнатыми от наслоений краски, он так и норовит воскликнуть:

– Слушай, а рисовать-то они умеют?!

– Что – рисовать? – грустно удивляемся мы.

– Ну хотя бы бабу какую-нибудь с сиськами, – изумляется зритель нашему невежеству.

– Веди бабу, проверим, – покорно склоняемся мы перед зрителем. И зритель уходит – за бабой, матеря современное искусство».

Книжка Мясникова называется «Атлантида». Видимо, неспроста: андеграунд в России – исчезающая цивилизация. Большинство «подпольщиков» жили тяжело и умерли рано. Выбились в люди считаные единицы из них. Их картины нечасто покупают, чтобы повесить дома: массовое сознание хочет, чтобы дерево было похоже на дерево. Провинция смирилась и даже начала понимать и принимать импрессионистов, но андеграунд пугает провинцию своей будоражащей страшноватой энергетикой. Между тем чувствовать андеграунд не так уж трудно – в конце концов, все мы куда ближе подвалам, чем дворцам…