«Мне было шесть лет, когда город захватили фашисты»: Валентина Бурманова

Сейчас мы читаем о войне, смотрим художественные фильмы, хронику, идем в строю «Бессмертного полка», вглядываемся в лица на фотографиях, с болью вспоминая о погибших.

Но рядом с нами еще живут люди военных поколений – последние свидетели тех страшных событий. Одна из них – бывший доцент кафедры русского языка Алтайского педуниверситета, а ныне пенсионерка Валентина Гавриловна Бурманова.

Ее детство прошло в фашистских концлагерях. И как удалось выжить маленькой Вале Летягиной, только знает Бог. Вот ее воспоминания:

– Я родом из-под Ленинграда (город Тосно). Мне было шесть лет, когда город захватили фашисты. Наша улица оказалась на линии фронта. Шла жесточайшая битва за Ижорский завод, за Ленинград. От оглушительных взрывов прятались кто где мог. Четко запомнились два цвета: черный – от дыма и мелькающей свастики и красный – от огня и крови. Эсэсовцы бесчинствовали. Уже в первый день нас лишили всего, что нажили родители. Мама увидела через окно, что на наш дом надвигается огромный танк. Схватив младшую дочь и меня, она едва успела выскочить во двор. Дом рухнул. Оказалось, что понравились новые крупные бревна – настил для танков в ленинградских топких болотах.

Перед войной родители успели обзавестись и скотиной. Фашисты сразу же увели нашего коня по кличке Миткаль, пристрелили корову Милку, которая еще вздрагивала, когда сдирали с нее шкуру. А в огромном котле на походной кухне уже кипела вода. Нашего любимца, разъяренного Джека, прошили пулями и за лапу повесили к столбу детского гамака.

Население и скот загоняли в товарные вагоны и везли в сторону Прибалтики, Польши, Германии. Дольше всего мы пребывали в Польше, которая известна филиалами Освенцима. Везде – колючая проволока, вышки, бараки, овчарки, издевательства.

На службе в концлагере было много поляков, которые ласково произносили слова «пани» и «пан» и стреляли заключенным в затылок.

Узников несколько раз прогоняли с одного места на другое. Тех, кто уже не мог идти, пристреливали.

Последняя наша стоянка была у кладбища, которое называли «Еврейским». За колючей проволокой тянулся ров, который выкапывали для себя пригнанные евреи. После расстрелов еще слышались глухие стоны. И шевелилась земля.

Было невыносимо страшно, знобило, очень хотелось есть. И, конечно, выжить. Дети и взрослые рано старели. С каждым днем нас становилось все меньше и меньше. Ходил слух, что при отступлении немцы сожгут бараки вместе с людьми.

Освободили нас ранним утром советские танкисты. Не сразу поверилось. От радости впадали в истерику.

В мае 1945 года с мамой вернулись на место нашего бывшего дома. Радовались и плакали. Радовались каждому сохранившемуся кирпичику от печки, каждому обломку от разрушенного сарая. Приютились в полуразрушенном доме родственницы. Значительно позже с фронта вернулся отец, больной, контуженый, и вскоре умер.

...С возрастом, когда за восемьдесят, сил становится все меньше и меньше.

Но я ежегодно бываю на малой родине. В честь Дня Победы имею возможность с разрешения президента бесплатно слетать в Санкт-Петербург, чтобы повидаться с живыми родственниками и посетить могилы усопших.

Когда порой приходится слышать о неонацистах, я вздрагиваю. Сильная боль пронизывает тело и душу. Не понимаю, чего они добиваются. Ведь затея фюрера была преступная, авантюрная, с беспредельным кощунством. Истязали народы, нередко под бравурную музыку. Да, к сожалению, все это было. Но было ведь все зря.

Хочется, чтобы люди Земли жили в мире и берегли ее от испытаний, выпавших на долю нашего детства. А если случится такая напасть и переживешь ее – оставайся человеком и гражданином.

Людмила ЛИХАЦКАЯ