Как наш коллега-журналист летал с Чкаловым

Информацию о наших коллегах-фронтовиках приходится собирать буквально по крупицам – в архивах, музеях, мемуарах, соцсетях. Увы, потомки часто могут рассказать о героях весьма немного. И тем удивительнее был этот случай…

На каждого из своих героев я завожу отдельную папочку, в которую месяцами-годами собираю фотографии, документы, публикации в «Красном Алтае» и «Алтайской правде», малейшие упоминания. Была в моем компьютере и папочка под названием «Журналист Григорий Раппопорт». Всего лишь через несколько лет после того, как я ее создала, новосибирские друзья помогли мне связаться с Александром Григорьевичем Раппопортом. Найденные мной документы и фотографии его порадовали. Мы же с вами, дорогие читатели, получили дорогой подарок – интереснейший рассказ сына об отце.

Что такое «плохо»…

Отец очень рано, в 15(!) лет, начал трудовую жизнь – репортером в минской «Звезде». Первым «гвоздем» Григория Раппопорта была опубликованная в 1924 году заметка о поимке под Минском Бориса Савинкова. Газета вышла, а ночью отца поднял звонок редактора — он грозил суровым наказанием за дезинформацию. Но утром московские «Известия» сообщили: «Вчера в Минске пойман и арестован злейший враг Советской власти». Вместо обещанного наказания последовала первая похвала.

…Несколько лет назад я купил антологию «Современная японская драматургия». Автора одной из опубликованных в ней пьес, Удзяку Акита, почтительно именуют «японским Шекспиром». Именно он смотрит с нескольких снимков, сохранившихся в нашем семейном альбоме.

На снимках с Акита, сделанных в Минске в феврале 1928 года, отцу 18 лет. А на других — того же 1928 года, только датированных ноябрем и декабрем — ему уже 19. И сделаны они далеко от Белоруссии — в Сибири, в Каинске, в редакции газеты «Барабинская деревня». Что заставило отца отправиться на поиски счастья столь далеко? В своих анкетах и в автобиографии он писал, что уехал в связи с переходом всех местных газет на белорусский язык (который он довольно прилично знал, но писал на русском). Но это было далеко не всей правдой. Что-то подсказывало мне, что главная причина станет известна, если я узнаю загадку надписи «Плохо, плохо…» на оборотной стороне фотографии, сделанной отцом в Минске во время отпуска, в 1930-м.

Из электронной переписки со знатоком белорусской литературы Виктором Жибулем мне довелось узнать ужасающие подробности судьбы писателей, которых в далеком феврале 1928 года запечатлели на фото с отцом и с японским писателем. «Из Минска уехал Григорий Раппопорт очень вовремя: все (!) писатели, которые попали на эти снимки, были репрессированы. Одни были расстреляны, другие умерли в лагере или вскоре после возвращения, один только Ян Скрыган смог пережить сталинщину», — написал Жибуль.

В «Барабинской деревне» отец проработал с 1928-го по 1930 год. Из Каинска он перебрался в Новосибирск, где стал работать в газете «Советская Сибирь». В 1930-м поступил в КИЖ (Коммунистический институт журналистики), но учебу почти сразу бросил, посчитав, что необходимых журналисту специальных знаний она не дает.

Даром убеждения отец, видимо, обладал сильным, потому, что ему удалось сманить из Минска в Сибирь не только невесту, но и своего младшего брата Авсея, и семьи сестер.

«От специального корреспондента»

В 1934-м несколько дней подряд в «Советской Сибири» публиковались материалы под которыми значилось: «От специального корреспондента «Советской Сибири». Гр.Раппопорт, поезд челюскинцев, Ачинск-Новосибирск». Читателям, разумеется, было неведомо: чтобы попасть в знаменитый поезд, за движением которого следила вся страна, отец с удостоверением спецкора проехал навстречу поезду до станции «Ачинск» не одну сотню километров на… ручной вагонетке (!).

А в 1936-м страну накрыла новая волна восхищения нашими летчиками: имена Чкалова, Байдукова и Белякова были у всех на устах. В Новосибирске, когда герои возвращались, остановка не была предусмотрена, но летчики настояли на краткой посадке с дозаправкой. Отец побывал в семье Байдуковых (они жили в Новосибирске) и — с временно позаимствованным удостоверением на имя брата героя! — прорвался в аэропорту к самолету.

Пока шла дозаправка, он упросил Чкалова взять его на борт. Великий летчик согласился, но уже в полете поставил условие: налил полную кружку спирта и заявил «Выпьешь одним глотком – завизирую интервью». Отец выпил в два глотка. Чкалов засмеялся, похлопал его по плечу и, заявив «из этого парня выйдет толк», интервью завизировал. В «Советской Сибири» оно появилось в виде статьи «Наш полет», написанной от лица Чкалова. И в дальнейшем «Советская Сибирь» получала материалы с борта «АНТ-25» «от нашего специального корреспондента».

«Сегодня гуляет, завтра сядет»

Чудом избежавший молоха репрессий в Минске, ровно через 10 лет отец снова чудом спасся – уже в Новосибирске.

…Осенью 1938-го в кабинете Якова Альперовича шла редакционная «летучка». Зазвонил телефон. Редактор, переменившись в лице, сказал: «Все свободны, Раппопорт – останься».

- Сказали, что ты — враг народа. Пиши заявление на увольнение, прямо сейчас.

- Я — враг?!- изумился отец.

- Надеюсь, понимаешь, что с органами не спорят! Иди домой и подумай, как себя вести, — был ответ.

Дома отец на всякий случай уничтожил документы, выбросил в толчок именной револьвер с гравировкой, приготовил узелок и стал ждать ареста. За ним, однако, не приходили… Хотя имя его попало в опубликованный «Советской Сибирью» список врагов народа. Деньги кончились, а на работу отца не брали никуда. Ходил даже наниматься разнорабочим на строительство Оперного театра — не взяли. (Ходил, кстати, с тогда товарищем по несчастью, а впоследствии — членом Политбюро ЦК КПСС Н.И. Беляевым. Да-да, из всем позднее знакомого алфавитного списка: «на трибуну Мавзолея поднимаются товарищи Аристов, Беляев, Брежнев…») Промытарившись довольно долго, отец решился на отчаянный поступок. Взял узелок, попрощался с родными и отправился на прием к первому секретарю крайкома партии с заявлением. Смысл коего был таков: он себя врагом народа не считает и просит либо дать ему возможность работать, либо посадить в тюрьму, где не дают умереть от голода.

…Секретарша отдала отцу его заявление с резолюцией: «Директору Западно-Сибирского краевого издательства. Трудоустроить корректором». И через какое-то время жизнь вошла в нормальное русло. Ну а Альперовича арестовали. «За что?!» — спросил он «судей». — «За связь с врагами народа». – «С какими врагами?!» — «Вот, с Раппопортом, например». – «Так он же гуляет на свободе!» — «А это не ваше дело. Сегодня гуляет, завтра сядет…» Я.М.Альперович отсидел 18 лет!

О журналистской работе в Новосибирске Раппопорт не мог и думать. Да и оставаться там было не безопасно. В Барнауле отцу предложили должность завотделом культуры и искусства «Алтайской правды» и квартиру.

«Веселый» рассказ

Инициатор движения передовиков сельского хозяйства за высокие урожаи Михаил Ефремов перед войной стал лицом всесоюзного «Ефремовского движения». По всей стране появилось немало «Ефремовских школ». Одна из них была создана при участии моего отца — в виде сборника лекций, выпущенного издательством «Алтправды» с предисловием академика ВАСХНИЛ Якушкина. По инициативе отца в 1940 году был также создан многостраничный спецвыпуск «АП» — «За высокие урожаи». Отец с этим спецвыпуском попал в Москву, в павильон печати ВДНХ! С Ефремовым отца долгие годы связывали дружеские отношения. Когда отец ушел на фронт, сельчане из колхоза Ефремова, приезжая в Барнаул, заезжали в наш двор. И жильцам нашего дома перепадали мёд, кедровые орехи, масло, а это было тогда весомым подспорьем…

Отец ушел на фронт добровольцем. Почти год был рядовым в пехоте, ходил в разведку… После награждения второй медалью к нему прислали из дивизионной газеты журналиста, оказавшегося знакомым. Тот доложил о встрече редактору, и отца забрали в редакцию.

О многих своих военных «приключениях» отец привычно помалкивал. И лишь как-то случайно мы с братом вытянули из него скупой, но «веселый» рассказ о том, как его… чуть не расстреляли! Дело было так. Редакционный грузовичок попал по дороге с передовой под бомбежку, все разбежались кто куда. Отец спрыгнул в свежую воронку от снаряда, и от чудовищного недосыпа… уснул! Под страшный грохот-вой бомб и снарядов. Когда обстрел кончился, его коллеги решили, что он погиб. И уехали. А из воронки отца извлекли солдаты отступающей части – без документов, с блокнотом и фотоаппаратом! Немецкий шпион! Отца выручило лишь то, что один из бойцов опознал в нем корреспондента.

О подвиге Александра Матросова первым написал в дивизионке отец… При форсировании Днепра он напросился в один из танков, и когда контуженный водитель потерял сознание, отец вывел танк из воды и погнал вперед, не зная… как его остановить. По дороге раздавил два немецких дота и прошелся по немецким окопам. За этот «бой» отец получил орден Красной Звезды.

Уже под Берлином он был ранен, домой вернулся после госпиталя.

«Не вам отбирать!..»

Отец собирался вернуться в «АП», но его позвали работать уполномоченным ТАСС по Алтайскому краю.

«Умная» язва желудка, щадившая его всю войну, в 1947-м своим прободением нанесла ему кинжальный удар. Даже легендарный Чеглецов, остановив операцию, велел пустить к отцу родных — попрощаться… Оперируя других больных, хирург все же подходил время от времени к отцу. В какой-то момент к Чеглецову снова стала возвращаться надежда: он вернул отца на хирургический стол и приступил к операции. Светлая голова и умелые руки замечательного хирурга подарили отцу еще почти 20 лет жизни.

Уйдя из ТАСС, отец долгое время работал главным редактором Алтайского краевого радио. Жили мы по-прежнему в доме «Алтайки». Дом наш всегда был открытым и многолюдным — друзьями отца были журналисты, поэты, писатели… Когда в 1952-м разразилась компания по борьбе с «безродными космополитами», отец давал подработать на радио многим пострадавшим. Потом дошла очередь и до него самого.

Ему придумали «перевод по партийной линии» в Ойрот-Туру. А когда он выразил несогласие – в Алейск. Иначе, сказали, партбилет на стол. «Не вы мне его выдавали, не вам и отбирать»,- парировал отец. (В ВКПб он вступил на фронте, в тяжелые времена отступления, когда было верной смертью попасть в плен к немцам — еврею, да еще и с партбилетом!) Отец отправился на прием к первому секретарю крайкома. Им был тот самый Беляев, с которым в 1938-м они вместе пытались устроиться разнорабочими на строительство Оперного театра в Новосибирске, будущий член Политбюро.

Не слушая отца и не поднимая на него глаз, Беляев заявил, что отцу надо подчиниться партийной дисциплине – раз партия не сочла возможным оставить его здесь на работе, значит он это заслужил. Тут отец поднял одной рукой стул и с размаху хряснул им по тому месту, где сидел во время отскочивший первый секретарь крайкома… В тот же вечер мы отправились ночевать к друзьям, Юдалевичам: из дома сотрудников «Алтайки» нас выселили, и все пожитки были выставлены во двор…

***

Дальше был Новосибирск… Наш герой работал редактором в кинохронике, потом на радио — завотделом информации. Позже Григорий Раппопорт трудился собкором столичного издательства «Колос», занимался литературоведением, готовил к изданию и выпускал в свет книги забытых сибирских писателей. Его любимая жена ушла из жизни рано, семь оставшихся лет жизни он посвятил двум своим сыновьям. Не стало Григория Павловича в 1966-м.

Письма с фронта

«9 августа 1943. Родные мои! Писать некогда и особенно не о чем. Газеты вы и сами читаете, и что мы делаем – знаете. Бьем фрицев крепко. Рассказывать об этих незабываемых днях будет что, если будет кому. Надеюсь, что вы услышите этот рассказ. Чувствую себя хорошо – сами понимаете, что болеть сейчас нельзя, а язва у меня «умная» и знает, когда можно болеть, а когда нельзя».

«19 сентября 1943 г. Не писал подробно потому, что некогда было… Месяц наступательных боев – таково объяснение моим открыткам. Свободного времени ни минуты, а когда она появляется – сплю беспробудным сном. Умею спать не только лежа, но и сидя, и даже стоя. Фронт многому научил, что в гражданских условиях не представляется даже возможным. Иногда рассуждаем между собой: вот приедем домой и долго не сумеем привыкнуть к семейной обстановке, спать будем ложиться обязательно на жестоком (как говорил Женюрка) полу, подкладывать под голову вещевой мешок вместо подушки, перину, простыню и одеяло заменим своей единственной солдатской шинелью. Сядем за стол обедать и, покушав, вытрем бумажкой ложку, заложив ее за голенище сапога… Вообще, долго не сумеем отвыкнуть от своих фронтовых привычек. По тому, как наши войска неудержимо движутся на запад, ежедневно освобождая сотни населенных пунктов – можно рассчитывать на скорое окончание нашей разлуки. Сегодня ты, наверное, слышала приказ Сталина в связи с освобождением Донбасса. Все эти приказы и салюты Москвы окрыляют фронтовиков. И как они разлагают паршивую фашистскую орду! Характерно: сколько десятков пленных фрицев я ни видел за последний месяц – все они в голос повторяют: «Гитлеру – капут!». И каждый из нас без этих слов, может быть, диктуемых обстановкой плена, видит, что наступает час расплаты, что война подкатывается к Германии, откуда она и началась. Там она и закончиться должна. Ну ладно, хватит об этом – начал вроде письмо, а получается целая передовая статья. Сказывается, как видишь, профессия журналиста».