К 65-летию: как развивался Художественный музей Алтайского края

Весь этот год в краевом Художественном музее прошел под знаком 65-летия, которое стало поводом не только провести большие выставочные проекты, но и оглянуться назад, вспомнив насыщенную событиями историю.

Как оказалось, о лекции по истории ГХМАК его нынешние сотрудники давно упрашивали директора Инну Галкину, которая пришла работать, когда музей существовал только 10 лет. И в декабре Инна Константиновна рассказала о том, как собиралась музейная коллекция. Но одной из главных тем и в жизни директора, и в ее лекции стала борьба за достойное музейное здание, растянувшаяся на десятилетия.

На ставку гардеробщика

– Музей открылся сначала на  пр. Ленина, 58, это было очень маленькое помещение в жилом доме по соседству с союзом художников, –
начала эту историю Инна Константиновна. – А с сентября 1962 года он располагался на первом этаже по улице Советской, 28. Посетителей прямо перед входом встречала монументальная мраморная скульптура Ленина выдающегося белорусского художника Азгура, а направо – касса. Гардероба не было очень долгие годы, люди проходили на выставки прямо в пальто. А вообще-то на этом месте планировался молочный магазин. Правительственное постановление об открытии музея было, а открывать его негде. И аж до 1986 года мы работали в этой части здания.

На момент создания музея в фондохранилище было всего 200 с небольшим предметов, и коллекция усиленно формировалась разными путями. Это были благословенные годы для работы с коллекционерами. Сейчас аукционы немыслимо подняли цены на русское и зарубежное искусство, поскольку его взялись покупать олигархи, и для региональных музеев оно стало недоступно. А тогда из еще дореволюционной коллекции Подтынникова у нас появились Саврасов, Айвазовский!

Еще до того, как я пришла работать, меня водил сюда муж – он занимался в изостудии Алексея Иевлева, и почти все наши свидания были здесь. А потом меня приняли четвертым сотрудником, в котором музей очень нуждался. Причем на ставку гардеробщика несуществующего гардероба: ставка научного сотрудника появилась позже.

Вопросы воспитания

– Вскоре коллекция перевалила за 2,5 тысячи предметов, и в фондах произведения уже некуда было ставить. Места не было совершенно, четыре выставочных зала тоже тесные. А за 1970 год у нас было 112 тысяч посетителей, 6,5 тысячи экскурсий и 33 выставки!

Еще в эти годы внутри шла бурная борьба с директорами. Сначала назначили мужчину, который до этого руководил банно-прачечным трестом и совершенно не понимал, что мы делаем и для чего. После чехословацких событий решено было воспитывать интеллигенцию, и таким воспитателем назначили следующего директора – раньше она была секретарем парторганизации на котельном заводе. Сама по себе неплохая и деятельная женщина, если бы не этот настрой на воспитание. Завершилось все тем, что по нашей просьбе назначили директором искусствоведа Любовь Николаевну Шамину, которая 21 год вплоть до 1997-го руководила музеем. И сразу мы начали писать письма, что у музея нет помещения, до нее этот вопрос никто не поднимал.

Первое, что музею пообещали, – это здание мэрии, в то время – горисполкома. Тогда началось строительство здания для городской администрации, но после визита Брежнева на Алтай в нем открылся Алтайский госуниверситет. Второе обещанное здание – где сейчас расположен дворец бракосочетаний. Но наши сотрудники уже кое-что понимали в климатическом режиме, увидели на стенах грибок, и мы ожесточенно доказывали на уровне края, что здание непригодно для музея. Следующее помещение – на Ленина, 6, где сейчас музей «Город». Была даже выполнена проектная документация, но ситуация-то такая же: 44 вида грибка, смертоносного для произведений, и грунтовые воды. И наш вопрос снова остался без всякого решения.

Нежелательные художники

– Мы вообще ощущали себя какими-то подпольщиками. Еще и потому, что занимались первыми художниками Алтая, в том числе, Григорием Гуркиным. И хотя в 1956 году он и его старший сын, расстрелянный с ним вместе, полностью реабилитированы, еще долго произведения художника были нежелательны на выставках. То, что в экспозиции новых поступлений может появиться икона, тоже вызывало ажиотаж. Мы как будто противостояли всему, что было совершенно не так! Для народа старались. Смешно сказать, но общество «Знание» каждый месяц приносило пачку путевок на лекции в разные организации – на фермы, скотные дворы, обязательно на заводы. Потом появилась мода на колонии и тюрьмы, и мы везде ходили рассказывать про великое искусство…

В 1986 году коллектив удостоился Красного знамени Министерства культуры России как лучший регио-
нальный музей. И в этом же году мы предупредили официальными письмами, что людей принимать негде, и закрылись. Сели писать инвентарные карточки, свои научные работы. А когда наступила пора отчета за 1986 год, вдруг выяснилось, что у нас не было ни одного посетителя. Последовала серьезная делегация на Советскую, 28 во главе с тогдашним первым секретарем крайкома партии Поповым. И было принято решение о передаче нам левого крыла здания школы по Ленина, 88, которое обрадовало и вдохновило. 15 января 1993 года мы туда переехали.

В 2002 году с получением новых площадей (400 квадратных метров) в этом здании мы прочно вошли в российское культурное пространство. У нас прошли выставки из Оружейной палаты, Третьяковской галереи, Русского музея, это был какой-то звездный период. И мы дерзнули поучаствовать в федеральном проекте «Золотая карта России», где стали первым сибирским музеем. И когда мы привезли свои работы в Москву, сотрудники Третьяковской галереи поразились, в каком они хорошем состоянии: отреставрированные, оформленные, чистенькие. Открытие выставки широко освещалось, и музей Алтая тогда звучал в российских СМИ.

Вопрос директору

– Что было вам по душе с творческой точки зрения?
– Я очень увлеклась художником Григорием Гуркиным, долго и с удовольствием работала в архиве, с газетами 1930-х годов. Сначала он для меня был никем – ну да, картины «Озеро горных духов», «Хан Алтай». Но когда я узнала биографию, прочитала его тексты… Это уникальный человек, масштабно мыслящий патриот, понимавший, что Горно-Алтайская область должна быть автономной в составе России. Хотя его не раз арестовывали и красные, и белые за сепаратизм, которого не было. Мы встречались с людьми, которые его знали, переписывались с родственниками и нашли много интересного. И страшно жалко, что его судьба так сложилась. Понимая, чем все может кончиться, в начале 1930-х он все свое наследие передал в Ойротский исполнительный комитет, где оно и сохранилось. В 1950-е его реабилитировали, но он как будто так и остался врагом народа, нас даже партийные органы ругали за то, что мы его выставляли.