«ПОЧЕМУ МЕНЯ НЕ РАЗБУДИЛИ?..»

В канун празднования Дня Победы в редакцию «АП» пришло и продолжает приходить немало писем, опубликовать которые в полном объеме просто нет возможности. Но и оставить без внимания эти трогательные, порой просто обжигающие душу истории о военном лихолетье нельзя.

Жуть

Ветеран Великой Отечественной войны из Камня-на-Оби В.Е. Антонов прислал «Очерк военных лет» о своем хорошем знакомом, нашем земляке, полном кавалере орденов солдатской Славы Тимофее Лыкове. Автору неоднократно приходилось беседовать со своим персонажем, и сегодня хочется привести здесь один короткий, но очень емкий отрывок из воспоминаний героя:

«…Кончились патроны, умолкли пушки. Но где обещанное подкрепление? Его нет! Батальон наш оказался отрезанным. В живых осталось двадцать восемь солдат. Я с большим усилием открывал затвор ручного пулемета – заржавел, а в последнем диске осталось немного патронов. Весь корпус пулемета тоже заржавел, и я по одному патрону досылал в патронник. Стрелял только одиночными. В запасе был ящик гранат. Мы разнесли их по окопам и приготовились к новой контратаке немцев. Дали клятву: «Живыми не сдаваться, умереть, но во что бы то ни стало удержать плацдарм на правом берегу Днепра!». Таков приказ.

Гранаты исчезли быстро. Мы все реже вели огонь. Немцы, наверное, поняли наше положение и метр за метром подбирались к нашей траншее. Я уже нащупал последнюю «лимонку», прижал предохранительную чеку, отогнул «усики» и вытащил кольцо. Уже мелькали каски – гитлеровцы совсем близко от нас. Гнетущие, страшные минуты ожидания смерти…

Но что это, почему немцы от нас пятятся назад? Позади затрещали автоматы и кто-то закричал: «Наши! Хлопцы, наши!»

На этом смертельном пятачке мне вручили медаль «За боевые заслуги». А за участие в форсировании Днепра, за захват и удержание плацдарма я получил орден Славы третьей степени. Из батальона нас уцелело всего семнадцать бойцов. Жуть!..»

На всю оставшуюся жизнь…

О другом солдате Великой Отечественной войны – Иване Ушенко поведал его внук барнаулец Виталий Ушенко. На вой-ну Иван Никифорович ушел в 1942-м вместе со своим братом-близнецом Василием. За год с лишним фронтовой жизни лиха им довелось хлебнуть в полной мере, но судьба все-таки берегла и не разлучала.

– Бомба угодила под самым носом плота, – со слов деда написал Виталий. – Поднялся столб воды и грязи. Наверное, мы все в воздухе скрутили сальто. Когда оказался в воде, в горячке куда-то плыл, мне казалось, в сторону берега. Потом почувствовал дно под ногами. Вышел на берег. Какое-то время приходил в себя. Звал и искал Василия. Соображал очень плохо. Утонули вещмешок, шапка, шинель. Остался только автомат за плечами. Сколько прошло времени, час или больше, не знаю. Василий сам меня нашел. Обнялись, он заплакал и я заплакал. Мы уже друг друга похоронили. Я его спрашиваю: «Ты че плачешь?», а он отвечает: «От радости». С пеленок были вместе, и в армии нас никогда не разлучали.

Разлучила их война… Это было в августе 1943-го под Ленинградом. Василий крикнул: «Иван, воздух!» Затем сильный свист и взрыв. В медсанбате, куда привезли Ивана уже одного, ему отняли левую руку. «Если бы я мог встать, может быть, хоть мертвого нашел бы Василия, – даже сегодня переживает Иван Никифорович. – У меня отняли мою вторую половину, и это самая тяжелая утрата на всю оставшуюся жизнь».

Новеллы военного времени

О тяжелой жизни в тылу можно узнать из объемистого и очень интересного письма в «АП» заслуженного работника культуры Николая Дорощука из села Сереброполь Табунского района. Фактически это ряд коротких новелл эпохи военного времени. Вот некоторые из них.

Первая военная посевная

Апрельским днем первой военной весны в колхозах Серебропольской МТС началась посевная. При подготовке к ней особенно почувствовалась тяжесть войны: к этому времени значительная часть тракторов, автомашин, лошадей была отправлена на фронт. Механизация сельскохозяйственных работ резко упала. Около 60% объема весенне-полевых работ в колхозах МТС в 1942 году падало на живое тягло.

Задолго до начала пахоты и сева в колхозах началось обучение коров работе в упряжке. До каждого колхоза был доведен «график обучения коров», который должен был неукоснительно выполняться. К 1 марта в колхозе «Новый быт» было обучено уже 20 коров, в колхозе «Нейланд» – 10. Полным ходом обучали буренок полевым работам в колхозах «Триумф», «Первомайская заря», имени Тельмана. И когда настал день, люди, как и в прежние годы, вышли в поле – пахать и сеять. На коровах.

Пала еще одна лошадь

В колхозе «Триумф» пала лошадь. Уже не первая. Причина падежа – истощение: животным, как и людям, нечего было есть. Но, погибая от голода, животные – лошади, коровы, овцы – спасали от голодной смерти людей. А если не спасали, то по крайней мере оттягивали смерть на несколько дней, потому что трупы павших животных разрубали на куски голодные люди и разносили по домам.

Колхозное начальство всячески препятствовало этому, потому что районное ругало за это: боялись отравления. Всякий раз труп животного старались спрятать куда-нибудь либо зарыть. Ничего не помогало, все равно находили, выкапывали из земли.

Вот и на этот раз председатель с бригадиром ломали головы:

– Ну, что будем делать? Зима – яму не так-то просто вырыть…

– Может, облить чем-нибудь?

Так и решили. Труп лошади облили керосином и выволокли на задний двор фермы. К вечеру труп окоченел. В темноте к нему устремились люди – женщины и подростки – с ножовками и топорами. Запах керосина никого не отпугнул, и через несколько часов от павшей лошади ничего не осталось.

Почему меня не разбудили?

Голод трудно переносить только первые дни. Потом приходит привычка, наступают равнодушие и какая-то апатия. И еще – постоянно хочется спать. Но это уже – на последней стадии, перед смертью.

…Уже много дней в доме нет никакой еды. Я лежу на железной койке, на соломенном матрасе, под грудой какого-то тряпья. Холодно, в ведре на табуретке замерзла вода. Все время хочется есть, и я постоянно хнычу, прошу чего-нибудь, особенно когда мать приходит с работы. Когда ее нет, молчу – все равно никто не слышит.

На этот раз я молчу и после прихода матери. Это ее удивило. Она наклонилась надо мной, попробовала разбудить – не помогло. Наверное, это уже был не сон, а что-то вроде голодного обморока. Мать с плачем выскочила за дверь. Трудно сказать, где она была, кому и что говорила, но только через некоторое время вернулась с куском хлеба, который поровну разделила на всех нас. Кое-как растолкав меня, скормила мне мою порцию.

А когда я наконец-то полностью очнулся и узнал про хлеб, горько расплакался: я не помнил, как съел этот хлеб, не ощутил его вкуса – все произошло во сне.

– Почему меня не разбудили? – повторял я сквозь слезы.

На Керченском перешейке

Обидой дышит письмо жителя села Михайловка Михайловского района Геннадия Макарова.

– Ко Дню Победы – 9 Мая хотелось бы, чтобы люди узнали о судьбе еще одного пропавшего без вести в годы войны с фашизмом жителя села Назаровка – Быкова Марка Александровича, – пишет Геннадий Андреевич и далее сообщает, что жена солдата и его сын ушли из жизни несколько лет назад, так и не узнав, что самый близкий им человек сложил голову на Керченском перешейке.

Уже после этого Геннадий Макаров получил письмо от руководителя поисковой экспедиции «Юг». В нем сообщалось о нахождении останков (опознанных по смертному медальону) красноармейца М.А. Быкова на Керченском перешейке в с. Каменское (Ак-Монай).

Крымские поисковики приглашают Геннадия Макарова приехать на перезахоронение воинов, погибших на Ак-Монайских позициях в 1941-1942 годах, которое пройдет 6 мая нынешнего года. «Кроме этого мы хотели бы передать вам личные вещи и солдатскую капсулу с данными вашего деда», – пишет Геннадию Андреевичу Василий Рыбка.

Во многих серьезных учреждениях побывал пенсионер Макаров в надежде найти деньги на поездку в Крым. Увы, ничего из этого не вышло. «В былое время я, простой шофер, получая 120 рублей, съездил бы туда и обратно сам и еще семье привез бы подарки, – сетует он и в самом конце своего письма добавляет: – Мира и здоровья всем, вашим семьям и домам».

Довольные и счастливые

О своем отчиме, человеке, которому суждено было, пройдя передовую, пережить войну и встретить День Победы на Красной площади в Москве, пишет в «АП» Любовь Сучкова из села Алтайское. Офицер Сергей Прокопьев воевал много, о чем свидетельствуют четыре боевых ордена, в том числе довольно редкий Богдана Хмельницкого, а уже в самом конце
войны с переднего края был отправлен на курсы повышения квалификации «Выстрел» в расположенный неподалеку от столицы Солнечногорск.

«До 9 мая мы были в карантине, а утром нам сообщили, что война окончена, и на 2 дня дали выходной, – вспоминает в этом письме ныне 88-летний Сергей Иванович. – А так как денег у нас не было, мы с другом пошли на базар, продали по паре теплого белья (весна – можно и обойтись) и на эти деньги поехали в Москву. На улицах шли люди с улыбками на лицах. Война закончилась! Прямо на улице нас встретили студентки института иностранных языков, окружили, затормошили и пригласили на праздничный ужин. День Победы мы встречали вечером на Красной площади и смотрели Салют Победы. Затем в общежитии института иностранных языков был праздничный ужин, на котором было более 20 девчонок и мы вдвоем с другом, довольные и счастливые».