НАСТОЯЩЕЕ КИНОАДРЕСОВАНО ЛЮДЯМ

На ХII Шукшинском кинофестивале было представлено шесть конкурсных кинокартин. Жюри предстояло выбрать фильм, наиболее полно соответствующий девизу кинофестиваля – «Нравственность есть Правда». Своими мыслями о кинолентах конкурса, об искусстве, о Шукшине и о жизни с «АП» поделился председатель жюри, член Союза кинематографистов РФ и представитель СК РФ по Алтайскому краю заслуженный работник культуры РСФСР Петр Евсеевич Шуляк.

– Мне кажется, судейство было сложным, потому что фильмы настолько различны между собой и по темам, и по жанрам, и по творческому почерку, что даже общие критерии оценки было найти непросто.

– И все же мнение жюри было единогласно: главный приз Шукшинского кинофестиваля – миниатюрная копия Царицы ваз, изготовленная колыванскими камнерезами из ревневской яшмы, – отдан картине новосибирского режиссера Юрия Шиллера «Воробей».

Хотя в целом все конкурсные киноленты очень хорошие. Они выделяются из общего потока кинопродукции, которая обрушена сейчас на экраны кинотеатров и ТВ. Общее достоинство фестивальных картин – они обращены к сердцу, уму и совести человека, дают пищу для размышлений. Но даже на этом фоне фильм Шиллера стоит особняком, отличаясь, на мой взгляд, особой правдой жизни. В тех фильмах (хотя, может быть, я и неправ) чувствуется постановка, кино. Там актеры играют, а в этом – живут. Современный зритель отвык от такого кино. В нем нет захватывающего с первых кадров острого сюжета, действие развивается медленно, авторы не спеша погружают нас в атмосферу фильма, а потом наступает момент, когда ты ощущаешь себя своим среди его героев, так же остро, как они, переживая происходящие события.

– Фильм «Воробей» был представлен в этом году на Московском кинофестивале.

– Да, режиссер рассказывал, как зрители и критики восприняли его картину. Аудитория разделилась на два лагеря, противоположных во мнении. Одни считали фильм ужасным, упрекали авторов в лакировке действительности. Где, говорили, вы нашли такую правильную деревню, где люди не пьют, не ругаются да еще и такую жалость к животным проявляют. А другая часть, наоборот, благодарила режиссера за честность и откровенность, с которой он говорит о том, что его волнует.

– Странно, что документалист стал снимать игровое кино.

– Не совсем так. Самая первая кинематографическая работа Юрия была художественным фильмом. Правда, было это много лет назад, когда после окончания ВГИКа его распределили в одну из южных советских республик и там началась его кинодеятельность. Потом Юра переехал в Новосибирск, где мы с ним и познакомились. Я работал в Западно-Сибирской студии кинохроники, он устроился в «Сибтелефильм». Он – хороший кинодокументалист, лауреат Государственных премий, интересный, думающий человек и к игровому кино решил обратиться, вероятно, потому, что стало тесно в рамках документального кино. Зачастую оно дублирует современные СМИ, сообщая зрителю только новостийную информацию. А ведь задачи документального кино гораздо шире. Любой сюжет может стать мини-фильмом, со своей драматургией, идеей, сюжетом. Мы на студии кинохроники работали именно так, стараясь уходить от голой информации. Сейчас – наоборот, но это, я считаю, очень сильно обедняет зрителя. Кино адресовано людям.

– Если говорить о нашем кинематографе, что с ним происходит?

– Это бизнес. И не только, кстати, кино, вообще все искусство превращается в бизнес. Уровень его неуклонно снижается. Творцы идут на поводу толпы. Кино, театр, ТВ стараются всеми силами развлечь зрителя, развеселить. В умеренных дозах это, может быть, и неплохо, но когда вся жизнь превращается в хохму, становится грустно. Девиз «Сделайте мне красиво» – из области потребительской психологии. Но только потреблять, ничего не производя, – тупиковый путь для общества. Искусство – категория идеологическая, и с этим нельзя не считаться. Государство, мне кажется, совершает ошибку, отказываясь от своего влияния в этой сфере. В свое время Владимир Ильич Ленин очень прозорливо заметил, что из всех искусств для нас важнейшим является кино. Свою организующую и пропагандистскую роль оно для советской власти сыграло. А сейчас служит интересам золотого тельца. Но там, где правит капитал, не может быть настоящего искусства.

– Прежде вы бывали на Пикете как кинооператор, в этот раз – как гость праздника. Интересно, ваш взгляд на происходящее изменился или нет?

– Глаз киношника остался. Я смотрел на тропу, по которой народ поднимается на гору, вспоминая первые съемки тогда еще Шукшинских чтений. Не было памятника, не было такой фундаментальной сцены, а людской поток по тропе уже тогда был, и очень внушительный. Сейчас, правда, люди уже другие: моложе, понарядней одеты, но все так же, думаю, неравнодушны к самой личности Шукшина, его творчеству. Кто-то, вероятно, открывает для себя в нем (или даже в себе) что-то новое. Известного столичного актера Алексея Васильевича Петренко, например, поразило в Сростках все, что он там увидел, почувствовал, пережил. Он, к слову, немало был удивлен отсутствием на Пикете и других сценических площадках праздника звезд шоу-бизнеса. Он все изумлялся тому, что люди поют народные песни, пляшут под гармошку, знают и на ходу сочиняют частушки. Тот фольклор, о котором в Москве знают понаслышке, здесь, на родине Шукшина, он лицезрел своими глазами.

И тогда, на первых съемках в Сростках, и сейчас мне нравится, как живописно выглядят группы людей на зеленом, усеянном цветами поле. В тех первых встречах было больше импровизации, спонтанного порыва, сейчас все гораздо выше по уровню организации самого праздника. Он изменил свой статус, приобрел всероссийский уровень. Да и кинофестиваль вот уже пятый год считается всероссийским. К сожалению, только считается, потому что реальной помощи от федерального центра край так и не получает. По этому поводу губернатор пошутил, что, мол, если и дальше мы будем устраивать фестиваль на свои деньги, то вполне может быть, что захотим сделать его международным, обратившись за поддержкой в ЮНЕСКО.

Я не произносил на Пикете со сцены речей, но, вручая награду победителю, все же сказал, что больше всего в жизни хотел бы, чтобы сам Василий Макарович увидел людей, пришедших в его день рождения на этот праздник.

При жизни Шукшина на родине его не признавали. Ему не уделялось того внимания, которого он заслуживал. Мне, к сожалению, так и не довелось повстречаться с ним, хотя было намерение сделать сюжет о его работе над фильмом «Печки-лавочки», который он тогда здесь снимал. У меня была работа в Горном Алтае, и я решил, что на обратном пути заеду на съемочную площадку Шукшина. Но, когда я позвонил в крайком партии, чтобы уточнить место и время пребывания группы, мне сообщили, что москвичи уже уехали. Я перезвонил в Бийский райком, мне там сказали то же самое. Уже в корпункте Западно-Сибирской кинохроники, который располагался в Барнауле, я узнал, что Шукшин был еще в Бийске, и я мог бы сделать свой задуманный киносюжет. Но мне помешали пообщаться с Василием Макаровичем, так он был неугоден властям.

Через несколько лет в Москве я зашел в Союз кинематографистов. Ожидая в фойе гардеробщицу, вдруг услышал, как кто-то плачет. Вскоре вышла женщина в слезах. «Что случилось?»- спрашиваю. «Вы что, не знаете, наш Вася умер». Так я узнал о смерти Шукшина. Официального сообщения на тот момент еще не было, а народ уже знал. Вот вам два примера отношения к нему: официальной власти и простых людей.

– За десятки лет, что проводится этот праздник, отношение к самому Шукшину так и осталось неоднозначным. И не только на самом верху, но и у народа, у прессы. Для кого-то он притча во языцех, и вокруг него много шума. А как вы считаете, нужен нам этот праздник, сама память о нем на таком уровне, как это делается у нас в крае. Не слишком ли мы превозносим значение Василия Макаровича?

– Помните, был период, когда власти хотели официально сократить празднование Шукшинских дней, решив проводить праздник через год или два, уже точно не помню. Но люди-то все равно сюда ехали, именно в день его рождения. И собирались стихийно, и речи говорили, и песни пели. Да и родились-то Шукшинские чтения тоже так же. Собралась группа литераторов в Сорстках и под дождем на крылечке сельского кинотеатра провела нечто вроде памятного митинга. Никто же не думал тогда, что с годами это выльется в такое грандиозное мероприятие. Принижение личности Шукшина идет, думаю, от непонимания масштаба личности этого человека. Его обостренная совестливость и гиперчувствительность к несправедливости понятна простым людям. Он всегда на стороне правды. Народ ее чувствует, поэтому он с ним и за него.

– А не кажется ли вам, что тот народ, о котором вы говорите, остался во времени, когда жил Шукшин? И мы говорим о добродетели народа, скорее, по инерции?

– А кто народ, если не мы с вами. Согласен, что при советской власти была идеология, были сформулированы идеалы, к которым стремились люди разных поколений. И эти идеалы помогали людям созидать страну. В последние десятилетия мы гораздо больше преуспели в разрушении, в том числе и человеческих идеалов. Жизнь многих из нас лишилась смысла. И государство немало этому поспособствовало, заняв позицию: никто никому ничего не должен. Люди устали от собственной невостребованности, устали выживать и бороться в одиночку, вот и махнули на все рукой. Но потенциал, я уверен, в народе остался. Вот только умело воспользоваться им пока не получается. Нет благоприятной среды для этого. Шукшин задолго до того, как это явление стало массовым, увидел в мелких его проявлениях глобальные разрушительные последствия. И во всеуслышание задал больной вопрос: что с нами происходит?

Беседовала Ольга ПОЛЬЩИКОВА.