Чернорабочий войны

В эти летние дни 70 лет назад в Белоруссии кипела грандиозная битва – осуществлялась начавшаяся в июне 1944 года операция «Багратион». 90-летний барнаулец Михаил Рудник был одним из тех, кто толкал войну назад, на Запад.

Удача в бою

В квартире ветерана есть его «кабинет», где книжные полки от пола до потолка уставлены книгами о войне. «Это не все – остальные у меня в кладовочке…» – поясняет Михаил Львович. Книги на разных языках – многие годы Михаил Львович переписывался с американскими участниками Второй мировой, а они ему присылали книги. Одна из книжек – как раз об операции «Багратион», которая семьдесят лет назад стала для 20-летнего Михаила Рудника его первой и последней битвой…

– Когда началась война, я жил в Хабаровске, и после призыва в 1942 году меня сначала отправили служить на Дальний Восток. Только через год, в декабре 1943 года, я поехал на Запад… – рассказывает Михаил Львович. – Приехали в Москву, а там тех, кто окончил десятилетку, отобрали в зенитно-артиллерийское училище в Кунцево. Так я стал наводчиком 37-миллиметрового зенитного орудия. Но мы недолго учились – в конце февраля 1944-го нас досрочно выпустили и отправили на фронт…

В это время советское командование уже готовило грандиозную операцию, целью которой было отнять у немцев Белоруссию, Прибалтику, выйти в Польшу и подготовиться к вторжению в Германию. Операция получила название «Багратион» – в честь знаменитого полководца 1812 года. Михаил Рудник, ефрейтор-зенитчик, был одним из 2 миллионов 400 тысяч советских солдат и офицеров, которым суждено было принять участие в сражении, продолжавшемся почти все лето 1944 года.

В феврале Михаил Рудник попал в свою часть, где его назначили первым наводчиком 37-миллиметрового орудия.

– На зенитке два наводчика… – с азартом поясняет мне военные премудрости ветеран. – Первый ловит цель по горизонтали, а второй – по вертикали. Но именно первый наводчик открывает огонь – нажимает на педаль.

То есть удача в бою зависела именно от Михаила Рудника.

«Если кто-то струсил, мы его не выдавали»

Боевое крещение случилось через три дня после прибытия Рудника в часть.

– Кричат: «По местам!» – я занял свое место. Летит армада – «хенкели», «мессершмиты», «юнкерсы». Мы встретили их огнем. Попал ли я – откуда знаю? Не буду хвастаться... – смеется ветеран.

Служба зенитчика особо опасна – при налетах авиации все с полным правом прячутся кто куда и только зенитчики бегут к своим пушкам и ведут бой. На вопрос о страхе Михаил Львович отвечает:

– В этом возрасте не страшно. Ну и у тебя дело есть – ты стреляешь. Еще стесняешься перед товарищами. Если кто-то струсил, мы его не выдавали, иначе пропадет парень. Однажды с пополнением пришел к нам парень, мобилизованный, по-моему, в освобожденных местностях. Его поставили подносчиком снарядов. Ведем бой, я нажимаю на педаль – а не стреляет! Снаряды! А его нет! Он забежал в траншею и спрятался. Вот это было. Мы отбились от немцев и потом с ним провели беседу. Сказали, мол, ты думаешь о себе, а о нас не думаешь. Ему стало стыдно. И он с тех пор блестяще себя вел. А если бы мы его сдали, могли его арестовать, пропал бы парень…

Глаза врага

Хотя самолет высоко, но Михаилу Львовичу довелось однажды взглянуть в глаза своему врагу. Был уже август, наверное, в чем-то такой же, какой стоит сейчас в Барнауле.

«Студебеккер», таскавший пушку Рудника, повез в санбат раненого командира орудия. Лишних грузовиков не было, и пушку Рудника прицепили к «Студебеккеру» вместе с другой.

– Пока возились, думали, как прицеплять, опять отстали. Едем, и из-за туч показались три «Фокке-вульфа-190». Они думали, что возьмут нас тепленькими: мы не успевали уже орудия отцепить и поставить их как надо. Но времени на это у нас не было. Немец на нас пикирует, через несколько секунд расстреляет всех. И мы прямо с колес начали стрелять. Я открыл огонь, вижу – его задел по брюху! И в это время начала стрелять вторая пушка. Срез ствола был буквально у меня над ухом, и мне от грохота показалось, что голова расколется раньше, чем я в немецкий самолет попаду. И отскочить я не могу – надо вести стрельбу. Да и он бы нас всех расстрелял… Помню, подумал: «Если следующий полетит, то голова моя не выдержит». Но первый немец отвернул, улетел за лес и там упал. А два других увидели, что мы стреляем, и сбежали. Командир подошел, что-то говорит, а я не слышу. Потом он поближе подошел: «Молодец, Миша, молодец». Я потом долго плохо слышал. 

В этом бою Рудник и увидел «своего» немца:

– Я его видел, и он меня видел. Он в кабине стеклянной. Смотрит на меня… И мы друг в друга стреляем. Ему не отвернуть, и мне не уйти…

«В каждую санитарку влюблялся…»

Война кончилась для него 21 августа 1944 года – при минометном обстреле большим осколком перебило ногу.

– Вот… – Михаил Львович задирает штанину и показывает – правую икру посредине перепоясывает старый шрам. – Нога просто болталась. Думал – только бы не отрезали. Сестра в санбате сзади держала мне голову. Хирурги молодые – по 24-25 лет. Но люди, человеки они были: составили, сложили мне ногу, зашили, наложили шину. Так что остался я на двух ногах… Санитарным поездом вывезли в Каунас в госпиталь. Санитарка молоденькая, начала мне ногу обрабатывать, а там гноя накопилось – полный таз. Запах… Я говорю ей: «Отдохни». Она: «Нет». А я же молодой – в каждую санитарку влюблялся. Только влюбишься – а уже переводят…

Госпитальная судьба занесла его в Москву в Институт Склифосовского, из окна которого Михаил Львович увидел салют.

– Вечером вдруг слышу – стрельба. А в окнах – огни. Думаю: что такое?! А мне говорят: «Это салют, наши какой-то город освободили».

Потом по всей стране везли его в Иркутск. Только там, в апреле 1945 года, он вышел из госпиталя, пока на костылях. После войны пошел в Хабаровский педагогический институт на факультет иностранных языков:

– Хотел пойти поближе к литературе, но отец сказал: «Напишешь не то, еще посадят. Пропадешь. В лагерь загремишь. Иди на английский, это спокойнее». И я поступил на иняз. С 1949 года преподавал.

В 60-е годы нашла его медаль «За отвагу». Еще долго во сне отбивал он атаки авиации. Но потом мирная жизнь взяла свое. Учительская судьба занесла его в Барнаульский педагогический институт (ныне – педакадемия, АГПА). Однако повреждение слуха, полученное в том самом поединке с немецким летчиком, сказалось – Михаил Львович слышал все хуже, и преподавание пришлось оставить. Работал на моторном заводе простым рабочим до самой пенсии. С 1990 года много лет Михаил Львович переписывался с американскими ветеранами Второй мировой, за что одним из американских университетов признан почетным доктором литературы. Сейчас, в свои девяносто, занимает себя чтением американской литературы в оригинале.

– Мы были чернорабочими войны… – говорит ветеран. – Ведь война – это тяжелый труд. Бесконечно рыли окопы, блиндажи, готовили позиции, а с нее только начнешь стрелять, тебя уже засекли, надо уезжать и готовить новую.

На мой вопрос, не обидно ли, что до Берлина не дошел, отвечает с солдатской прямотой:

– Не обидно. Я не завистливый. Да по дороге еще и убили бы десять раз…

Справка 
Операция «Багратион» длилась с 23 июня по 29 августа 1944 года. Советская сторона имела двукратное превосходство в живой силе (2 млн. 400 тысяч советских солдат и офицеров против 1 млн. 200 тысяч немецких солдат и офицеров), а также подавляющее превосходство в технике. В результате операции была освобождена Белоруссия,  отбита Прибалтика, очищены от немцев восточные районы Польши.