Музыка, которую люблю

В краевой филармонии состоялся концерт Игната Солженицына. Немногим посчастливилось попасть на единственное выступление великолепного музыканта. «Алтайка» предлагает своим читателям запись беседы журналистов с ним.

- Игнат Александрович, чем вы руководствуетесь, когда формируете программу? Имеет ли значение место, в котором выступаете?

- Не играет роли, где я выступаю. Если всюду буду выступать с разными программами, то на это не хватит даже и десяти жизней…

Я строю программу исходя не из того, что же легче будет «проглотить» публике. Строю ее, как поначалу может показаться, из эгоистических соображений, которые в итоге оказываются все-таки благотворными. Для меня (и для любого артиста) важно, чтобы программа имела ту ясную форму и общий духовный посыл, которые интересуют меня. Я должен играть музыку, которую люблю. Программу делаю по этому принципу. Если это есть, то не важны сложность или непривычность произведений…

Сегодняшняя программа действительно непривычна для слушателя: не только Мессиан и Франк, но и сонаты Шуберта – дивные, поразительные, которые я очень редко исполняю. Практически в программе нет «куска мяса», брошенного специально для привлечения публики. Но меня нисколько это не беспокоит. И не потому, что мне не важно мнение людей – мне, наоборот, очень хочется, чтобы люди почувствовали и прочувствовали все то, что я сам переживаю по поводу этой музыки. И мне нужно самому быть зараженным – тогда публика пойдет со мной, куда бы я ее ни повел. Такой у меня опыт и такое кредо.

- Расскажите о работе над «Эпитафией жертвам коммунизма» М. Смирнова. У вас к этому произведению особое отношение?

- По-разному можно относиться к политическим событиям, к сегодняшней обстановке, но относиться по-разному к жертвам коммунизма просто бесчеловечно. Я понимаю, что такое тоже есть в наше время, но меня это не перестает удивлять.

Неприятие того страшного, через что мы прошли и что мы сами друг другу сделали, – это, безусловно, камень преткновения. Значит, еще должно пройти время… Мало у нас произведений по поводу коммунистического прошлого, тех бесчеловечных кошмаров, которые во имя этой идеологии у нас происходили. «Эпитафия» – хорошая музыка, я был рад ее исполнить, североамериканская премьера состоялась несколько недель назад.

- Чем вам интересна музыка Оливье Мессиана? Говорят, кроме него, записать птичьи голоса нотами не удалось никому…

- У Мессиана эта любовь, почти одержимость птицами прошла через все творчество. И даже в его духовной музыке какой-то птичий распев встречается. Это действительно оригинально. Чем интересна его музыка? Я думаю, самое главное для меня, что Мессиан проникает в суть нашей человеческой природы, ее отношения с Создателем. Он идет дальше, глубже, чем многие из его соотечественников, у которых на первом плане часто стоят внешнее совершенство, внешняя красота, то есть фактура, импрессионизм, который передается в музыке. Но в Мессиане больше глубины.

- Вы интересуетесь политикой или полностью поглощены музыкой?

- Почему или-или? Я думаю, любой человек, которому небезразличны судьба своей страны и судьба своей планеты, конечно, не может не следить – и не столько за политикой. Политика – вещь очень узкая: кто-то наверх, кто-то вниз, на этой неделе выиграл этот, проиграл тот… За ходом событий в мире и в России, конечно, слежу достаточно пристально. Ваш вопрос подразумевает, что занятия музыкой на профессиональном уровне, конечно, поглощают большую долю энергии музыканта. Действительно, наполовину это делать невозможно, но все-таки остается какая-то энергия на остальную жизнь. И это очень важно. Потому что если зациклиться только на своем деле, даже на таком прекрасном, как музыка, уже не о чем будет рассказывать.

- Вы уехали за границу ребенком. Что отец рассказывал о Советском Союзе, когда вы жили за границей? Насколько его рассказы повлияли на ваше отношение к Советскому Союзу и нынешней России?

- Мне было полтора года, когда уехали. Трудно было родителям, бабушке, которая разделила наше изгнание сначала в Швейцарии, потом в США. Мы с раннего возраста понимали, что живем на чужбине, что наша страна где-то там… И мы знали, почему так. Но я бы не сказал, что это мешало жить. Скорее тема стала более трудной по мере взросления.

Мы, дети (у А.И. Солженицына три сына – Игнат, Ермолай и Степан. – Прим. авт.), могли узнать о своей родине из рассказов, воспоминаний, книг, но только из вторых рук: в те годы мы не могли даже подумать о возвращении домой. Книги отца – я разрешу себе сказать, – как и для многих людей, всю жизнь проживших в России и прекрасно знающих, что у нас было и плохого, и хорошего, думаю, были путеводителем. Именно потому, что он всегда называл вещи своими именами, а это так трудно дается большинству из нас. Мы следили за событиями в СССР очень пристально – папа слушал в те годы «Голос Америки», Би-би-си и «Свободу», смотрел новости американские, немецкие по телевизору, читал газеты. У него было очень адекватное понимание того, что происходит в стране.

- Взаимоотношения в сфере культуры сглаживают какие-то политические моменты между народами. Чувствуете ли вы причастность к этому самому пониманию между народами России и США?

- Конечно, я ощущаю и эту возможность, и эту обязанность. Но мне кажется, что музыканты зачастую сильно преувеличивают значимость своего дела для жизни людей. Помню, как Горовиц сказал в 1986 году: «Я приехал мирить наши народы». Неужели он серьезно это говорил? Не приезд Горовица повлек за собой разоружение… Надо понимать, что красота мир спасет, но не в прямом смысле, это не арифметический процесс, не прямолинейный.

Как человек искусства, как человек, зарабатывающий себе на жизнь этим делом, я заинтересован, чтобы оно было популярным, считалось важным. Но классическая музыка в принципе не может быть массовым явлением. Она всегда была по-настоящему интересна только малому проценту людей. Плохо, что малому, жалко, что не всем. С другой стороны, этого малого процента вполне хватает, для того чтобы культурная жизнь народа или вообще человечества не прерывалась. Поэтому я, с одной стороны, нисколько не убиваюсь, что музыка играет достаточно скромную роль в жизни планеты. Но и одновременно прекрасно понимаю, какое решающее значение музыка может иметь в жизни каждого человека. И вот это самое важное.

- Каков главный посыл, который вы вкладываете в свое творчество?

- Я считаю для себя огромной честью, привилегией, мало кому доступной, прямое общение с композиторами, чью музыку я играю. Для меня самое важное – познакомиться с ними очень-очень близко. Возможно, ближе, чем со многими людьми в собственной моей жизни. И вот это для меня самое драгоценное – узнать их, узнать, что им было дорого, зачем они писали, что хотели поведать миру. И постараться через свое умение, через свою любовь, через свое творчество передать это.

Особенно интересно, что проходят века, а человеческое общение остается тем же самым. Чтобы мысли давно ушедшего из жизни автора передать сегодня тем, кто придет на концерт в Барнауле. Чтобы человек мог понять, о чем писал Франк или что хотел сказать Шуберт – вот цель. И, безусловно, мне кажется, самая важная цель музыканта, который интерпретирует музыку других людей, – сделать это как можно более убедительно и осязаемо для всех.