Искусство как форма существования

00:00, 29 июля 2011г, Культура 2169


Искусство как форма существования Фото №1

В дальнем зарубежье этот художник, поэт и музыкант известен как Айгор Поуз. Но это творческий псевдоним нашего земляка

– Ты – художник, гражданин мира. А о родине вспоминаешь?

– Транспортным средством во времени для меня являются запахи. В годы московского студенчества, впервые вобрав в лёгкие Cacharel Home (французский парфюм. – Прим. «АП»), я понял, как пахнет моё будущее, а оказавшись в Венеции, вернулся в прошлое – в уже не существующую, старо-базарную часть города, когда десятилетним по шаткому деревянному, в дырах мосту, зажав нос, переходил Барнаулку, навещая живших у подножия Горы папиных родителей. Сосны Булонского леса неизменно выращивают в памяти бор, где в детстве меня так интересовали ужи и ящерицы, а когда с наступлением прохлады в Париже и Брюсселе в каминах разводят огонь и аромат сжигаемых поленьев спускается из труб на мостовую, я, растворяясь в нем, вновь и вновь возвращаюсь домой морозной ночью, после фантастической боди-арт-сессии, сквозь желтоватый вокруг фонарей туман от печного дыма, обволакивающий многовековым, запредельным уютом частный сектор Социалистического под крахмальный скрип снега под ногами и лай собак, улетающий эхом к звёздам. Ощущая себя нигде и везде одновременно, во всех временах, в пространстве бездны. Звуковую картину этого чувства я выразил музыкальной фреской «Сибирь» в альбоме Take Care.

– Альфред Позняков, преподаватель видеооператорского искусства краевого колледжа культуры, – личность известная и актрису Людмилу Познякову знают очень многие. Что для тебя семья?

– Занятие родителей артистическими профессиями совершенно естественным образом повлияло на специализацию моей жизни. Заниматься прекрасным – что может быть прекрасней? Но искусство не стало бы для меня формой существования, не обладай оно качеством, благодаря которому живет само и не даёт загнуться человечеству – свободой. Как творец я предпочитаю не принадлежать к уже существующим сообществам, тем более биологическим, а их создавать, причём на сознательной, добровольной основе. Папа и мама сделали своё дело, дальше – я сам. А родина, кристаллизуя ответ на предыдущий вопрос, – моё искусство: мир, где мне хорошо.

Зима 2000-2001-го в вышеизложенном смысле может считаться великим семейным соединением.

Коротая морозные дни за перенесением стихов из головы на бумагу – сейчас они входят в цикл интимной лирики «Тепло Секрета», который вместе с аккомпанирующей ей серией графики будет представлен в настоящий приезд, – я предложил папе участие в фото- и видеопроекте Hand Work («Ручная работа») в качестве оператора. Мама согласилась взять на себя заботу о моём внешнем виде, выступив в роли кутюрье: различные сюжеты для пяти сессий требовали пяти разных нарядов – Художника, Короля, Охотника-Заклинателя, Дервиша и Алхимика. Этот документальный поэтический фильм посредством звука и изображения рассказывает о том, как рождается произведение искусства, показывает художника за работой. Отдельное спасибо Андрею Кочкину за техническое содействие на самом высоком уровне.

– Всего два года ты учился на филфаке классического университета. Но тебя помнят, твои поэтические творения цитируют. А что дали эти два года тебе?

– Именно это. Тех, кто меня помнит. Тех, кому и я отдал годы энергии юности.

– Какая специальность указана в твоем дипломе?

– Я окончил Театральное училище им. Б.В. Щукина по специальности «Актер драматического театра и кино». Диплом получал «из рук» Иннокентия Смоктуновского, Владимира Этуша и Аллы Казанской – художественного руководителя нашего курса.

Алла Александровна Казанская и Юрий Васильевич Катин-Ярцев – люди, без которых я бы не смог дотянуть до этого события, были моими ангелами-хранителями с первого и до последнего дня. Я выбрал для своего образования Щукинское, так как считал его наиболее свободным творческим учебным заведением в стране, но и в нём оказалось достаточно борцов с тем, что не вписывалось в уже найденные определения.

На дипломном экзамене в качестве живой классики я читал собственные стихи – первый и единственный случай за всю историю этого академического заведения, чем ввёл в состояние непроходящего шока-прострации высокое жюри и именитых гостей – известных актёров и режиссёров.

Если бы не Василий Лановой, с которым я не был знаком, и даже ни разу не пересёкся в стенах института, убеждённо произнёсший: «Это гений!» - вполне мог бы диплом и не получить (что меня уж точно ожидало в АГУ).

– А как в твоей жизни появилась музыка?

– В обход музыкального образования. Хотя родители прикладывали немалые волевые и финансовые усилия для того, чтобы его дать – купив инструмент, записав в музыкальную школу по классу фортепиано, притом что моей любимицей всегда была электрогитара.

Учась в школе, я несколько раз дунул в трубу во Дворце пионеров – электрогитары в музыкальном кружке были уже разобраны, после чего некоторое время стоял за «Ионикой», ведя партию органа в Доме восходящего солнца по версии The Animals, забывая вовремя нажимать на чёрно-белое, мечтая всё о той же гитаре. В классе седьмом мама купила её мне. Акустическую, бывшую в употреблении, то есть уже прирученную, с отличным резким, почти электрическим звуком. В выпускных классах с приятелями я записал несколько роковых, собственной лирики, вещей, которые позже доводил до кондиции, приезжая на каникулы из Москвы. Затем, через десятилетие, уже на более профессиональной основе ещё раз записал часть из них. В Париже, с его безграничным доступом к любой существующей на свете музыке, моя страсть обрела статус ежедневного рациона, и на излёте очередного десятилетия я наконец-то приступил к осуществлению мечты своей жизни – записи собственных произведений. Деланию музыки! Первый диск вышел полтора года назад. Сейчас колдую над вторым.

– Что ты читаешь сейчас?

– Рядом с ночной лампой, другого времени как перед сном для чтения не остаётся, у меня лежит на русском – сборник восточной мудрости, на французском – «Жизнь. Моя жизнь со Стоунз» – недавно вышедшая автобиография К. Ричардса, и томик «Гамлета» У. Шекспира на языке оригинала.

– Расскажи о своем опыте сотрудничества с инопрессой.

– Вскоре после переезда в Брюссель я дал интервью журналу Le petit Chatelain et ses environs. Вместе с ответами в нём появилось и написанное на русском стихотворение.

ЗВЁЗДЫ ВЫСТРОЯТСЯ В РЯД

ОСВЕТИТЬ ТВОЮ ДОРОГУ,

ОТВЕСТИ НЕ СМОЖЕШЬ ВЗГЛЯД

ОТ НЕВИДИМОГО БОГА.

Публикация вызвала положительные отклики, и через некоторое время я получил предложение долгосрочного сотрудничества – рубрику-разворот Livre d’Art d’Igor Pose, что переводится как «Книга искусства Игоря Pose», где я публикую собственную поэзию, прозу и изречения на двух языках, в равнозначных(!) пропорциях: левая полоса на французском, правая – на русском. Явление уникальное, доселе в здешних краях невиданное.

– В девяностые годы прошлого века твое творчество понималось на родине как революционное…

– В конце 90-х мне в Москву позвонил мой барнаульский одноклассник единственно для того, чтобы сказать: появился новый, революционный журнал, созданный будто для меня. Издание называлось «Посмотри!» и формировалось на «Мосфильме» в дизайн-студии Юрия Грымова. Я был принят там с распростёртыми объятиями, не успев ещё как следует представиться, то есть через работы. Когда же показал их - включая стихи и афоризмы - не сходя с места, был проинтервьюирован: публикация предназначалась уже для идущего в типографию номера. ЮГ (инициалы арт-директора и название самой студии. – Прим. «АП».) признался тогда, что «всё это время» именно это и искал. Мы также заключили соглашение на обнародование моих «Общих Мест» – масляной живописи алфавита, который в виде открыток должен был частями печататься в шести последующих выпусках журнала. Эпохальному событию помешало «целомудрие». «Работница», в чьих цехах бумага становилась журналом, наотрез, несмотря на контракт, отказалась выводить азбуку в свет…

В Центральном доме художника был похожий случай. Галерее, отважившейся выставить мои вещи, как только они прислонились к стенам зала, также пригрозили выдворением-расторжением.

Мне нравится наблюдать простоту в людях, животных, художественных произведениях. Важно отличать, отделять её от невежества и безответственности, как зерно от шелухи. Все положительные человеческие качества так или иначе связаны с простотой. Она – основа морального здоровья. Выразить чувство, идею простым языком или формой, музыкальной фразой, одним жестом – достижение из высших.

Наука и искусство с момента своего возникновения заняты поиском этой магической формулы. Простота – это мировоззрение. Обрати внимание на природу – мировоззрение Бога, – она проста; или на себя, когда смеешься: тебе хорошо от того, что всё так просто!

ТАКОЙ ДОМАШНИЙ И ПРОСТОЙ

НА САМОМ ДЕЛЕ

ЛЕВ ТОЛСТОЙ.

В простоте - мудрость. До неё надо ещё дорасти.

В ТОМ, ЧТО ПРОСТО, -

ВОЗМОЖНОСТЬ РОСТА,

ТО, ЧТО СЛОЖНО, -

САМО ПО СЕБЕ ЛОЖНО.

– «Жизнь – трагедия для того, кто чувствует, и комедия для того, кто мыслит». Согласишься с Лабрюйером?

– Пожалуй, внеся в эту двумерную конструкцию элемент объёма. Помимо трагедии и комедии существует драма. В данном случае – для тех, кто не только мыслит, но и имеет сердце. Для меня жизнь – холст. Потому и крашу. Этой теме посвящён отдельный раздел в книге моих афоризмов, которая так и называется – «На полях жизни».

- Приведи хотя бы один для примера…

ЖИЗНЬ БЕЗ СЛОВ – МУЗЫКА;

СО СЛОВАМИ – ПЕСНЯ.

– Когда просыпаешься утром, что-то может вдруг озарить весь твой день?

– Солнце. Отличный стимулятор. Когда оно скрывается за облаками или тучами – свет нужно ведь рисовать. Дневной свет для художника – достояние. Так много можно успеть, пока он и ты вместе с ним не растворился в ночи. День – жизнь в миниатюре. Сколько у тебя потрясающих дней, столько и счастливых жизней. Скучать просто некогда, да и преступно. Мы на земле не для этого.

– Я вижу, слышу твои работы, и возникает ощущение сопричастности с твоим счастьем. Так что же, счастье все-таки есть?

– Ну а как же. Ты только что сама его спродуцировала, озвучив свои ощущения, сделав тем самым и меня на какое-то время счастливым. Осознание того, что ты кого-то делаешь счастливым – не меньшее счастье. А любовь? Что это, если не счастье в чистом виде? Счастье – мера вещей.

ВСЁ, ЧТО МЫ

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЖЕМ –

ЭТО БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМИ.

– Расскажи для читателей «АП» про соотношение «ты и весь остальной мир»…

– Я иду своей дорогой и утверждаю жизнь, вдыхая её в свои произведения. Дальше они благоухают самостоятельно, инициируя любовь в тех, кто в ней нуждается.

В этом и секрет, и суть моей миссии. Средства, как у любого знахаря – от официальной медицины (чем, на мой взгляд, является искусство) я далёк, могут быть разными: слово, мелодия, ритм, цвет, ток мысли, чувства.., рождая соответствующие формы жизни – музыку, живопись, фильмы, поэзию... Но результат всегда один: свежий, нередко на пределе возможностей, взгляд на явление, сверхинтимный характер прикосновения к вещи приводят к возникновению того, что называется чудом. Чудом, признаться, я считаю и самого себя, жизнь в целом и красоту мира. Что же до «остального», оно, как это обычно бывает, оказалось не готово к моему появлению, но... постепенно подтягивается.

Иван Жданов написал эти строки об авангарде в литературе. Но отнести их можно не только к ней:

«Как в классической, так в современной литературе мне близки традиции авангарда. Авангарда в широком смысле этого слова. То есть традиции того, что противоположно зарежиссированному существованию как результату иллюзорного всезнайства, сработанного на века и зафиксированного на собственной окончательности и неподвижности.

Авангард создает не просто эффект присутствия, а эффект соучастия даже в том времени, даже в той жизни, которые никоим образом не являются фактом твоей биографии. В этом смысле любые «искания в области художественной формы» вполне перспективны. Потому что такая форма более внутри, чем снаружи. А искать форму снаружи – значит подгонять под ответ». 

Фоторепортаж
Блоги