«Пережив беды, рисую радость»

В галерее Universum открылась выставка, какой в ее истории, пожалуй, еще не бывало

00:00, 13 марта 2014г, Культура 2459


«Пережив беды, рисую радость» Фото №1

Ивану Троценко, автору работ, вошедших в персональную экспозицию «Красота земли и неба», первую, кстати, в судьбе художника, 88 лет. Он почти слеп, а кисть впервые взял в руки, когда ему было 72 года.

Красота земли и неба

В Барнаул, поближе к дочерям Наталье и Ольге, Иван Григорьевич и Нина Васильевна Троценко переехали уже пенсионерами. А до того дня Иван, профессиональный строитель, работал в Средней Азии. Строил жилье, промышленные объекты, железные дороги, каналы. С суженой своей, тогда еще студенткой пединститута, познакомился при весьма романтических обстоятельствах – в г. Алматы, где строил завод шампанских вин.

Говорят, такое бывает. У человека, много пережившего, переварившего в себе передряги века, словно второе дыхание открывается. Здесь, в Барнауле, он стал рисовать. Акварели Троценко специалисты относят к технике наива. Убегающие кусочки жизни, которые он пишет, нестерпимы по яркости, такие только ребенок, наверное, способен выхватить цепким взглядом и остановить на бумаге. Капельки крови на фоне белого снега – рябиновые гроздья. Деревенька в заснеженной дымчатой дали, манящая путника погреться. Сибирская ночь – вышивальщица звездами по черному бархату неба. Кроткая неприкрытость души мастера, в работах которого читается пристрастие к чистым константам мира – солнцу, небу, снегу, свету. Но отчего нет в них «невыносимой легкости бытия»? Что за отголоски незаживающей памяти слышатся?

«Когда угрюмая стихия…»

1948 год. 22-летний Иван живет в Казахстане, учится в технической железнодорожной школе и страшно переживает, что не хватило на его век войны. В армию-то его призвали, а потом из запасного полка парня отправили в госпиталь и – на ускоренные курсы, в техническую школу, где из таких, как он, вчерашних школьников, срочно готовили специалистов среднего звена, по-русски – прорабов. Им предстояло и разрушенное восстановить, и новое строить в послевоенной стране.

– Я в Ашхабаде впервые понял, как бесценна жизнь, – вводит меня в лабиринты своей удивительной судьбы Иван Григорьевич, – когда тряхануло в 1948 году.

– Что, сильно трясло?

Собеседник посмотрел на меня так, словно инопланетянку увидел.

– Эх… Это землетрясение – самое страшное в истории. Разрушено было 99% домов, погибло 85% жителей, в считаные часы практически весь 130-тысячный город. Ночью тряхануло, 6 октября, многие так во сне и погибли. Нас, всю группу из технической школы, срочно бросили на восстановление Ашхабада. Судьба от меня войну отвела, зато вот такое боевое крещение устроила. Мы приехали – там везде лозунги висят про то, как туркменский народ с помощью великого русского брата восстановит родную столицу. Фактически же только «великий брат» и восстанавливал. Мне пришлось работать «в мире отверженных», прорабом на участке, где строили пленные самураи. Мы разбирали руины, вместо мазанок возводили дома капитальные, устойчивые к землетрясениям, армированные железобетоном. Военные в масках вывозили трупы из города, ими все было завалено, на улице Свободы тела погибших штабелями в несколько рядов лежали. Хоронили городом, в братских могилах, в специально вырытых котлованах. Позже мы туда на субботники ходили, и то тут, то там торчали из земли руки-ноги.

«Когда угрюмая стихия гасила окна городов, была с ним рядом вся Россия, давала людям хлеб и кров» – кто из выросших в СССР не слышал эту песню Давида Тухманова, посвященную помощи страны пострадавшему от землетрясения 1966 года Ташкенту? Разрушена была центральная часть города, но пострадавших было не много, относительно. Относительно Ашхабада. Почему же про столицу Туркмении мы знаем так мало?

Возможно, потому, что команды спасателей и строителей, в составе которых был и Иван Троценко, не могли прибыть в Ашхабад в первые часы после разрушительных толчков: связи с городом не было. История не сохранила имени радиста воинской части на окраине города, чудом успевшего передать сообщение по радиосвязи. Его перехватили в Ташкенте и Свердловске. Тогда-то страна и бросилась спасать. Военные, медики, строители, попав в Ашхабад, не верили своим глазам. Выглядел он так, словно здесь третья мировая война прошла или атомная бомбардировка. По иронии судьбы среди единично сохранившихся строений осталось здание тюрьмы, откуда под шумок сбежала задержанная за разбой бандгруппа. Бандиты в руинах ближайшего отдела милиции нашли оружие, милицейскую форму и пошли «по магазинам». Начали с винного. Закончили там же, их повязал военный патруль. По воспоминаниям медиков, работавших в хирургических бригадах, «наркоза хватило лишь на несколько операций. Остальных раненых студенты крепко удерживали руками», а «когда ноги хирургов начинали скользить в крови, столы переносили на новое место».

Тем временем военные пекарни уже кормили выживших, грузовики со свежим хлебом курсировали по едва живому городу.

С первого толчка прошло больше суток, и газета «Правда» опубликовала первое официальное сообщение ТАСС: «6 октября 1948 г. в 2 часа 17 минут по местному времени в районе г. Ашхабада Туркменской ССР произошло землетрясение силой до 9 баллов. В результате землетрясения имеются большие разрушения. Разрушено большое количество жилых домов. Имеются многочисленные жертвы».

«В боях отличились…»

Еще одну историю – о «буденновской поголовной сечи» – Иван Григорьевич узнал от аксакалов. Найдя в официальной истории СССР лишь общие фразы об «особо весомом вкладе Буденного в разгром басмачества», он стал искать более подробные документы. В статье «Басмачество» (3 том БСЭ выпуска 1971 года) читаем: «В боях с басмачами отличились части и подразделения под командованием К.Алиханова, К.Э. Андерсона, С.М. Буденного, Э.Ф. Кужелло, А.Кулиева, М.К. Левандовского, Я.А. Мелькумова...» Но дело в том, что долгое время сам факт посещения Туркестана Буденным, любимцем Сталина, нигде не упоминался. Меж тем он командовал рядом боевых операций по разгрому банд Ибрагим-бека и Хуран-бека. Командование ТуркВО поставило перед кавалеристами, дислоцировавшимися в Сурхандарьинском районе, задачу срочно разгромить банды. А дальше в отчете короткая строчка: «Буденный возглавил отряд, и красные бойцы одержали победу».

Как было на самом деле. Восток, дело, как известно, тонкое, и представители советской власти и командования ТуркВО долго и терпеливо убеждали местных в том, что сражается Красная армия не с простыми мусульманами, а с бандитами, к вере не имеющими никакого отношения. Жестокости избегали, тем более что людям в 1926 году и так досталось от неурожая, голода и саранчи. Но командированный Буденный прибыл в Среднюю Азию «не чикаться, а действовать». Предупрежденные агентами о предстоящей атаке красноармейцев, банды Хуран-бека и Ибрагим-бека успели уйти в соседний Афганистан, зато в боевых донесениях в Москву значилось: «…во время боев ликвидированы 21 курбаши». Кто же вошел в статистику буденновской «победы»? Жители мирных кишлаков, вырубленные шашками красных кавалеристов. «Буденновская сечь» все же не стерлась в памяти людской, осталась «образцово-показательной» карательной акцией против мирных граждан. Надо ли говорить, как упал после нее авторитет новой власти в Туркестане?

«Я вижу всё, что нужно видеть»

– Отделочные работы в строительстве – это тоже ведь творчество, от работы к работе, – разматывает нить повествования Иван Троценко. – Я ездил по стране, ходил по музеям, читал книги по истории живописи, занимался цветной фотографией. И в какой-то момент возникла потребность отдать бумаге то, что в душе накопилось. Наблюдал, например, прекрасные закаты в Барнауле, они стали темой самой первой моей акварельной работы. А потом, прочитав в газете о том, что в Барнауле работает клуб «Художник», я показал еще не оконченную акварель его руководителю – заслуженному художнику Виктору Александровичу Зотееву, ныне, увы, покойному. Он спросил, сколько лет я занимаюсь живописью. Узнав, что это первый лист, очень удивился. Меня же самого не удивляет, что в 72 года я стал рисовать.

– Иван Григорьевич, удивляет-то не сам возраст дебютанта…

– Вы про то, что у меня прогрессирует дистрофия сетчатки глаз и я почти ничего не вижу? Жена помогает мне увидеть нужную краску на палитре. Она стала моими глазами. А потом, краска – субстанция очень энергетическая, сильная, совсем не видеть ее невозможно. Писал же глухой Бетховен музыку, а Кустодиев даже в инвалидной коляске рисовал.

 

Есть мнение

Доктор искусствоведения, профессор, член Союза художников России Тамара Степанская:

– Иван Григорьевич Троценко не потому знаменит, что он член клуба «Художник» или рисует в технике наива, а тем, что 88-летие свое встретил первой своей персональной выставкой. Случай уникальный, и одаренность его – особого рода. Она – из любви и уважения к жизни, из мужества все ее препятствия преодолевать достойно. Я не говорю, что автор превзошел Левитана или о безупречности фактуры. Здесь нет академической школы, не виден за стилем «учитель с указкой». Здесь не о том речь. А о том, что каждый его этюд искренний. Он не боится взять лист бумаги, акварель и увидеть окружающую нас красоту. Он любит небо. Он любит снег. И это видно.

Фоторепортаж
Блоги