Золотые крупицы истории

Новая его книга, выпущенная буквально на днях Алтайским домом печати, называется «Одинокое дело мое» - таким Родионов считает свое писательское ремесло. «Я же не в хоре пою и не в артели шабашников труждаюсь. Даже у зверей самка для родов забивается в глухомань чащобную, а что уж говорить о литературном деле…» - с этих слов начинается книга.

В книге собраны статьи и очерки разных лет. Одни опубликованы давно, другие – недавно, а и те, и другие уже и сами по себе история, слепки со следов прошедших по Барнаулу эпох.

Если молодой человек прочитает очерк «Скорость опустынивания», то с удивлением для себя узнает, что в Никольской церкви был, оказывается, солдатский клуб (добавлю от себя - это был клуб летного училища, и когда патриарх Алексий Второй, приехавший в Барнаул в мае 1991 года, вошел в это здание, с одной из стен на патриарха глянул с портрета главный маршал авиации Вершинин. Вот кто про это помнит сейчас?).

В этом же очерке Александр Родионов пишет о судьбе Дома Носовича – деревянное здание стояло там, где сейчас рынок «Первомайский». Нынешнего квартала многоэтажек еще не было (хотя многим, думаю, кажется, что он на этом месте всегда стоял), к его строительству только собирались приступать. И Дом Носовича должен был стать одной из жертв прогресса. Художники и поэты засели в доме и в знак протеста против сноса объявили голодовку. Эта голодовка – тоже история. Только про нее тоже уже почти никто не помнит. Голодающим пообещали, что Дом Носовича будет аккуратно восстановлен на новом месте. Его и правда перенесли и восстановили, только сколько в том, восстановленом, доме от того, который Иван Носович строил для себя и завещал потом Барнаулу, лучше и не считать.

«Скорость опустынивания» - про то, как нас заносит песок забвения. И ведь не то чтобы мы этому сопротивлялись: после голодовки художников и поэтов за Дом Носовича больше в городе не боролся никто и ни за что, хотя в старой части города архитектурные памятники то и дело сносились и сносятся. От горно-заводской славы осталось так мало, что и не верится – а была ли она, слава? И ведь эту свою статью Родионов писал в 1989 году, когда в Камне-на-Оби был еще более-менее цел «Мастодонт» – только транспортная галерея горела, пишет Родионов, уникальное зернохранилище, построенное из дерева без единого будто бы гвоздя. Спроектировал «Мастодонта» Юрий Кондратюк, автор работы «Покорение межпланетных пространств», руководствуясь которой американцы летали на Луну, – еще и вот так прикоснулся Алтай к космосу. Но вместо сбережения этого уникального памяника его сначала разобрали, а потом «Мастодонт» и вовсе сгорел, «и теперь на его месте пепелище и уж какой год крапива властвует».

В каждом очерке Александр Родионов восстанавливает кусочки затерянного мира. Вот Степан Гуляев, начальник «золотого стола», в пору алтайской «золотой лихорадки» (да и про нее кто бы помнил?) выдававший разрешения на разработку приисков. Сам же Гуляев собирал «золото» другого рода – сказы, песни, былины. И это тоже было открытие, потому что, пишет Родионов, считалось, что «сибиряк не любит и не умеет петь». Пять тетрадей Гуляева с середины позапрошлого века лежат в Петербурге и ждут своего издателя. Хорошо хоть лежат – как еще не разметали их проносившиеся над Россией бури?

Александр Родионов чеканит на скрижалях имена, которые нельзя забывать. Вот Николай Савельев, историк и краевед, по крупицам собиравший то, что осталось на Алтае от его горной славы. «В 1949 году Савельев привез из Змеиногорска семисоткилограммовый обломок коленчатого вала, вращавшего в конце восемнадцатого века водоотливные машины на Вознесенской шахте. Этот, без преувеличения, обломок алтайской истории и по сей день возлежит у входа в музей, предваряя экспозицию и красноречиво напоминая – здесь, в музее, не вся история горного дела на Алтае, а только часть ее», - пишет Родионов.

А вот бийские купцы Николай Асанов, Андрей Фирсов, Александр Осипов, купчиха Елена Морозова по прозвищу Морозиха. Они построили в городе столько, что и до сих пор осталось. Антон Копылов, отставной офицер, получивший от дяди, Павла Копылова, по завещанию деньги с наказом «употребить на благое дело» и построивший на них Народный дом – нынешний Бийский драматический театр. Подвиг Копылова был такой, что и в революцию, в Гражданскую войну его никто не трогал, а в 20-е годы новая власть даже назначила ему пенсию. О бийских купцах Родионову рассказывал Борис Кадиков, который и сам – история. Про него у Родионова очерк «Он, мужественный брат мой..» - о том, как Кадиков ходит по Бийску и собирает для музея оставшиеся от прежних эпох крохи, сохраняя прошлое для будущего. Поразительная приводится в этом очерке цифра: 72 тысячи экспонатов собрано в бийском музее – и только чуть больше 1.100 из них находятся в экспозиции, остальные – в запасниках.

Александр Родионов по первой своей профессии – геолог. Наверное, оттуда и его писательское желание докопаться до самой сути, до золотоносных пластов истории. Я и сам с Родионовым знаком давно и вижу, как он годами по крупицам собирает историю, словно золото моет: вот так воссоздана история Томского мушкетерского полка, так же возвращена нам история Барнаульского полка, вымаранная советскими летописцами за то, что в Гражданскую войну полк оказался «не на той» стороне.

В недавнем своем интервью нашей газете Александр Родионов так сказал о сверхзадаче своей работы: «У меня было желание развеять туман, которым окутано прошлое». С перестроечных времен известна поговорка о том, что Россия – страна с непредсказуемым прошлым. Это о том, что у нас историю то репрессируют, то реабилитируют. В очерке «Память слова и дело памяти» речь именно об этом: как сначала из бронзового бюста Николая Ядринцева, публициста и общественного деятеля, открывшего Каракорум, столицу Чингисхана, отливают вкладыши к подшипникам, а потом, когда Ядринцева «реабилитировали», бюст восстанавливали, используя для понимания авторской манеры единственный уцелевший фрагмент – ухо.

Книжка Александра Родионова борется с опустыниванием нашей истории, и «большой», и «малой», с оскудением исторического пейзажа. Уже в который раз автор высаживает на нашу почву саженцы и рассаду, поливает, пытается удобрить и ждет – приживется ли? Проснется ли понимание, что без истории – никуда? Или так и будем жить с полной уверенностью, что при необходимости мы в любой момент такую себе историю сочиним – весь мир обзавидуется?!