Шахназаров снял новую версию «Анны Карениной»

К очередной «Анне Карениной», на сей раз авторства Карена Шахназарова, у зрителей, как обычно, много претензий. Главные вполне стандартны: не та актриса выбрана на главную роль, у Вронского «глаз не горит», современные телевизионные артисты не умеют убедительно изображать русскую аристократию и играть XIX век. И вообще лучше экранизации 1967 года все равно уже не снять. Две последние «Анны…» – Соловьевский долгострой, во время работы над которым исполнители главных ролей вышли из нужного возраста, и нарочито театрализованная британская версия с Кирой Найтли – вызывали, помнится, ровно те же вопросы.

Последняя претензия (что лучше Александра Зархи все равно не снять, не стоило даже браться) – самая частая и самая спорная. И лучший способ опровергнуть ее – кивнуть на британское телевидение, которое регулярно, каждые пять-десять лет «обновляет» всю британскую литературную классику. С разным успехом, конечно, но зрителям по всему миру и в голову не приходит упрекать все новых британских сценаристов и режиссеров в покушении на светлые образы, сыгранные в каких-нибудь 50-х годах. Время меняется, меняется киноязык, заметно устаревают бывшие когда-то общепринятыми приемы актерской игры или, скажем, монтажа.

Лишь флер старины заставляет нас верить, что экранизации полувековой давности были точнее и «аристократичнее» нынешних. На самом деле, советские артисты точно так же воплощали обобщенные представления своего времени о давно ушедшей эпохе. Словом, то, что фильм Зархи был круто сделан, никак не означает, что он поставил окончательную точку.

Сериал Шахназарова (который к лету должен превратиться в полнометражный фильм и выйти в прокат) задает для известной истории любопытный контекст: вообще-то время действия здесь – 1904 год, а место – маньчжурские степи, покинутая жителями безымянная китайская деревня, в которой расположился русский полевой госпиталь. Идет русско-японская война, и в этом странном «нигде» судьба сталкивает Сергея Каренина (актер Кирилл Гребенщиков), взрослого сына Анны, с невольным губителем его матери – постаревшим Вронским (его играет все тот же актер Максим Матвеев в неплохом возрастном гриме). Вронский, полковник Генштаба, нетяжело ранен при глупых обстоятельствах (играли с офицерами в вист, из-за сопки вылетел снаряд – один убит, двое в госпитале). Ну а Каренин-младший этот госпиталь возглавляет. Он оперирует раненую ногу офицера, а затем затевает с ним беседу о матери, погибшей тридцать лет назад.

То есть основной сюжет романа в новой экранизации как бы воскресает в воспоминаниях Вронского. Видимо, из-за этого в первых сериях оказалась вычеркнута линия Кити и Левина да и много чего еще. Правда, если бы сценаристы были последовательны, то убрали бы и те сцены, свидетелем которых Вронский быть не мог, например, семейные обстоятельства Облонских, разговоры Анны с мужем. Но тогда, очевидно, немного осталось бы от мощной психологической основы романа.

Хорошая ли Анна вышла из Елизаветы Боярской, насколько понял своего сухаря Каренина актер Виталий Кищенко и горит ли глаз у Вронского, каждый решит сам. Если остановиться на самых общих замечаниях, то у сериала слишком уж неспешный ритм: многие планы длятся чуть дольше, чем нужно. И особенно это касается маньчжурских сцен (одна только отрешенная китайская девочка, очаровательная сама по себе, уже в третье-четвертое свое появление начинается казаться в этой истории глубоко лишней). Возможно, именно эта проблема будет решена первой, когда из сериала сделают фильм. Зато нельзя не отметить превосходную музыку Юрия Потеенко, в которой в нужные моменты хватает и радости, и страсти, и щемящего чувства сожаления.

Примерно с третьей серии новая «Анна Каренина» заметно улучшается, а зритель, дотянувший до этого эпизода, свыкается с новыми правилами игры. Есть только одна загвоздка, от которой никуда не деться: то, что по кратким анонсам выглядело перспективной идеей – встреча двух самых дорогих Анне людей – на деле воплощается не лучшим образом. Все же крайне сложно представить себе, чтобы двое немолодых уже мужчин с аристократическим воспитанием, не понаслышке знающих об офицерской чести, забыв приличия, стали обсуждать в довольно интимных подробностях прошлое давно умершей женщины, которая одному приходилась матерью, а другому – любовницей.